Семь могучих братьев названых:
Выезжал Годенко Блудович, да Василий Казимирович, да Василий Буслаевич,
Выезжал Иван Гостиный сын,
Выезжал Алёша Попович млад,
Выезжал Добрыня-молодец,
Выезжал и матёрой казак,
Матёрой казак Илья Муромец.
Перед ними раскинулось поле чистое,
А на том на поле старый дуб стоит,
Старый дуб стоит, кряковястый.
У того ли дуба три дороги сходятся:
Уж как первая дорога ко Нову-городу,
А вторая-то дорога к стольному Киеву,
А что третия дорога ко синю морю далёкому…
Та дорога прямоезжая, прямоезжая дорога, прямопутная:
Залегла та дорога ровно тридцать лет,
Ровно тридцать лет и три года.
Становились витязи на распутии,
Разбивали бел-полотнян шатёр,
Отпускали коней погулять по чисту полю.
Ходят кони по шёлковой траве-мураве,
Зелёную траву пощипывают,
Золотою уздечкою побрякивают,
А в шатре полотняном витязи опочив держат.
Было так — на восходе красного солнышка
Вставал Добрыня-молодец раньше всех,
Умывался студёной водой,
Утирался тонким полотном,
Помолился чудну образу.
Видит Добрыня за Сафат-рекой бел-полотнян шатёр:
В том ли шатре залег Татарчонок,
Злой Татарин-басурманчонок.
Не пропускает он ни конного, ни пешего,
Ни езжалого доброго молодца.
Седлал Добрыня своего борзого коня;
Клал на него он потнички,
А на потнички коврички,
Клал седельце черкасское,
Брал копейце урзамецкое,
Брал чингалище булатное И садился на добра коня.
Под Добрыней конь осержается:
От сырой земли отделяется,
Выходы мечет по мерный версте,
Выскоки мечет по сенной копне.
Подъезжает Добрыня ко белу шатру
И кричит зычным голосом:
«Выходи-ка, Татарчонок, злой
Татарин-басурманчонок:
Станем мы с тобой честный бой держать!»
Втапоры выходит Татарин из бела шатра
И садится на добра коня.
Не два ветра в поле слеталися,
Не две тучи в небе сходилися —
Слеталися-сходилися два удалые витязя…
Ломалися копья их острые,
Разлетались мечи их булатные:
Сходили витязи с добрых коней
И хватались в рукопашный бой.
Правая ножка Добрыни ускользнула,
Правая ручка Добрыни удрогнула —
И валился он на сыру землю.
Скакал ему Татарин на белы груди,
Порол ему белы груди,
Вынимал сердце с печенью.
Было так — на восходе красного солнышка
Встал Алеша Попович раньше всех,
Выходил он на Сафат-реку,
Умывался студёной водой,
Утирался тонким полотном,
Помолился чудну образу.
Видит он коня Добрынина:
Стоит борзый конь осёдланный и взнузданный,
Стоит борзый конь, только невесел —
Потупил очи во сыру землю:
Знать, тоскует он по хозяине,
Что по том ли Добрыне-молодце.
Садился Алёша на добра коня —
Осержался под ним добрый конь,
Отделялся от сырой земли.
Метал выходы по мерный версте,
Метал выскоки по сенной копне.
Что не бель во полях забелелася —
Забелелася ставка богатырская;
Что не синь во полях засинелася —
Засинелись мечи булатные;
Что не крась во полях закраснелася —
Закраснелася кровь с печенью.
Подъезжает Алеша ко белу шатру —
У того ли шатра спит Добрыня-молодец,
Очи ясные закатилися,
Руки сильные опустилися,
На белых грудях запеклася кровь.
И кричит Алёша зычным голосом:
«Вылезай-ка ты, Татарин злой,
На честной бой, на побраночку!»
Отвечает ему Татарчонок:
«Ох ты гой еси, Алёша Попович млад!
Ваши роды неуклончивы,
Неуклончивы ваши роды, неустойчивы —
Что не стать тебе со мной бой держать».
Как возговорит на то Алёша Попович млад:
«Не хвались на пир идучи,
А хвались с пиру идучи».
Втапоры выходит Татарин из бела шатра
И садится на добра коня.
Не два ветра в поле слеталися,
Не две тучи в небе сходилися —
Сходилися-слеталися два удалые витязя:
Ломалися копья их острые,
Разлетались мечи их булатные,
И сходили они с добрых коней,
И хватались в рукопашный бой.
Одолел Алёша Татарина:
Валил его на сыру землю,
Скакал ему на белы груди,
Хотел ему пороть белы груди,
Вынимать сердце с печенью.
Отколь тут ни взялся чёрный ворон,
И вещает он человеческим голосом:
«Ох ты гой еси, Алёша Попович млад!
Ты послушай меня, чёрного ворона:
Не пори ты Татарину белых грудей,
А слетаю я на сине море,
Принесу тебе мёртвой и живой воды:
Вспрыснешь Добрыню мёртвой водой —
Срастётся его тело белое;
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу