Дипак Чопра - Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни

Парадокс выстраивания личности состоит в том, что процесс ни на миг не останавливается и невозможно решить, что именно хочешь выстроить. Ни генерального плана, ни архитектора. Остается только глядеть на себя со стороны. Скажем, за много лет медицинской практики, когда каждый день осматриваешь десятки пациентов, я очерствел душой. Не в меру назойливые больные меня бесили. В жизни каждого врача бывают зануды, которые от нечего делать регулярно таскаются на прием с какими-то ерундовыми жалобами. И когда такой пациент заявляется в третий раз за месяц, так и подмывает сказать: «Ваша болезнь не страшнее заусенца. Идите домой и не донимайте меня. Дайте пожить спокойно».

Конечно, если бы я и вправду поймал себя на подобных словах, то наверняка понял бы, что стал черствым. Однако люди на удивление надежно защищены от того, чтобы смотреть на себя со стороны. Гораздо вероятнее, что процесс очерствения ускользнул от моего внимания, а если бы кто-нибудь сказал мне о нем, я бы обиделся и рассердился. Кирпичики, из которых строится личность, невидимые, вот почему мы их не замечаем, и на места свои они ложатся почти что беззвучно.

Дхарма понимает, что человеку выгодно плохо себя знать. В идеальном мире все ежедневно спрашивали бы себя: «Кто я такой?», а поскольку «Я» постоянно меняется, ответ каждый день был бы новый. Индия многие сотни лет ждала, когда же настанет идеальная жизнь. Законы дхармы учат, как выстроить личность, которая с гарантией будет одобрена Господом. Собственно, нечто подобное есть в любом традиционном обществе, однако в Индии жизнь каждого человека пронизана той же силой, которая поддерживает весь тварный мир. Как в той легенде о Кришне: бросишь свой шест — значит, не будешь исполнять свою часть работы по поддерживанию холма над деревней. (Кстати, на санскрите слово «дхарма» родственно глаголу «дхар», который означает «держать» или «поддерживать». А этот глагол даже старше санскрита, он происходит из праиндоевропейского языка, то есть это одно из самых древних слов — и понятий — в человеческом языке.)

Со стороны может показаться, будто дхарма только мешает жить, потому что требует косного следования традиции; да, несомненно, в Индии человек, который ходит в ту же школу, что и все его предки и родственники, избирает ту же профессию, что и его отец и дед, и всю жизнь живет в родном доме, достоин всяческого общественного одобрения. И если не вырос в этой системе, кажется, будто он просто следует по наезженной колее. Однако стоит взглянуть на обратную сторону медали — и станет ясно, что воплощать американскую мечту сущее безумие. Юные американцы ждут не дождутся, когда можно будет покинуть отчий дом, найти любую работу, лишь бы не ту, что у родителей, и переехать в город, где живется лучше, чем там, где они родились и выросли.

Я ругаю себя за то, что первые годы в Бостоне жил недостаточно осознанно. Не обращал внимания на очевидные сигналы мироздания. Так что меня ждало потрясение — я понял, как хрупко человеческое счастье. Никто не предупреждал меня, сколь рискованно разрываться между двумя мирами. Мечты сбывались на американской стороне. И разве можно нарушить дхарму, когда трудишься ради нее, не поднимая головы?!

Представьте себе, что на прием к психиатру приходит женщина за тридцать. Она здесь впервые, поэтому он собирает ее анамнез. В целом она здорова, но у нее двадцать пять кило лишнего веса. Она замужем, домохозяйка, у нее пятеро детей. Муж у нее временно без работы. Психиатр все это записывает.

– Ну, и что привело вас сюда? — спрашивает он.

– У меня почему-то очень подавленное настроение, — отвечает пациентка, — а в чем дело, я не понимаю.

Это не черный анекдот, какими часто делятся врачи. Это подлинный случай из практики одного моего знакомого молодого психотерапевта. Именно так, можно сказать, и обстоят дела в нашей профессии: объяснить, почему пациенту плохо, не его задача, а наша, даже если причины должны быть ему очевидны. Правда, сегодня эта женщина выразилась бы иначе: «Доктор, у меня ожирение, пятеро детей и муж, которого выгнали с работы. Скажите, это лечится таблетками?»

Меня не перестает удивлять, как много в Америке больных, которые слепо верят в таблетки от всего на свете. Им бесполезно объяснять, что к болезни иногда предрасполагает образ жизни, и тем более они не верят в самый простой выход из положения: измени образ жизни — и поправишься. В клинике Лейхи я был на вторых ролях, а лечиться к нам приходили люди обеспеченные, зачастую очень влиятельные. Например, к нам обратился один профсоюзный лидер, в силах которого было определить, как проголосуют на выборах миллионы рабочих — и при этом он был чудовищно тучен, с трудом дышал и с утра до ночи курил, как паровоз, и злоупотреблял спиртным. Ну, и чем я мог помочь такому больному? Начальство распорядилось предельно ясно: «Будьте с ним помягче и ни в коем случае не говорите правды».