Николай Рерих - Обитель Света

Именно так.

В радости, простоте и в неожиданности звучат многие прозрения. И никак иначе вы не назовете эти искры знания, как прозрение.

Приходит из Тибета лама. По виду совершенно простой путник. Обносился он в далеких горных хождениях, потерял много сил, исхудал и покрылся бронзовым загаром от зноя и холода. Пришел в Гималаи как раз незадолго до нашего отъезда. Спросили его, бывают ли у него видения или какие-либо замечательные сны? Сначала отрицал: "Нет, ничего не бывает; ведь я простой лама" — настоящий лама никогда не будет оповещать о своих особенностях. Попросили его: "Если увидишь что-либо, то скажи". На следующее утро горный гость опять пришел и самым тихим, простым голосом заявил, что "видел". А затем, также совершенно просто, он описал весь наш предстоящий путь, который никто из местных жителей и не мог бы знать.

Конечно, путь был рассказан без названий, описательно. Но эти описания поражали своею точностью и характерностью. И морское путешествие, и пребывание в Париже; затем опять буря на большом море и затем Америка с любопытными признаками страны, где так много движения, огня и высочайших домов. Потом опять море, снег, страна со многими храмами и ручными животными. Затем следовали ясные намеки на Хинганские сопки, на многих людей, и хороших, и дурных. Затем шло описание другой страны с храмами и с большим изображением Будды, а там — страна, где живут в юртах и палатках, где много баранов и коней. Конечно, все характерные намеки сопровождались еще многими подробностями, усыпанными и своеобразными сравнениями, и жестами.

Все это повествовалось эпически спокойно и просто. Точно бы путник рассказывал свое собственное хождение. Были сказаны и следствия нашей поездки, которые решительно никому не пришли бы в голову. Во всех таких случаях прозрения, прежде всего, поражает какая-то особенная простота и непосредственность. Точно бы сидите вы в глубине комнаты, а кто-то подошел к окну и стал рассказывать вам о происходящем на улице.

А разве не в той же поразительной простоте было не так давно сказано одному из наших спутников об его отъезде через восемь месяцев? И затем этот же срок опять был повторен в словах, быстро брошенных. Так же точно помню, как однажды при отходе поезда стоявшая у вагона цыганка вдруг бросила скороговоркой отъезжавшей даме одно правильное и существенное указание. Не собираюсь перечислять очень многие случаи таких прозрений, бывавших и на Востоке, и на Западе, свидетелем которых приходилось быть. Об этом много писалось, и каждый знает, что наряду со многими выдумками существует целый мир чудесной действительности.

Сейчас хотелось бы обратить внимание на то, что наиболее истинные проявления всегда бывают сопряжены с необыкновенной простотой, непосредственностью и очень часто со стремительностью. Так же часто человек прозревший говорит не тогда, когда его спрашивают, — не во время вопроса, а иногда даже и без всякого вопроса. При этом сказанное, даже очень срочное, будет сообщено и тихо, и быстро, и как бы невнятно. Точно предполагается, что чье-то внимание уже насторожено, что тот, к кому эта весть относится, уже ждет и сумеет принять ее. Внезапность как бы отвечает настороженности. Люди, между собою ясно согласившиеся, понимают друг друга с полуслова. Так же точно и в пределах прозрений какая-то незримая струна прозвучит и обратит внимание. Благо тем, кто умеет хранить бережную настороженность. Для этого нужна подготовленность. Но истинная готовность образуется не какими-то насильственными сосредоточениями, но именно такою же простотою, которая лежит в основе всех значительных действий и событий.

Часто всем приходится слышать о справедливости первого впечатления и о лукавстве последующих, лживых наносов. Несомненно, самое первое впечатление происходит от сердечного чувствознания, и, конечно, все последующие наслоения уже будут затемнены рассудочными условностями. Это так. Но как же отличить границу первого впечатления от последующих?

Очень часто вы можете слышать о том, что человек сетует на неверность якобы первого своего впечатления, а на самом деле он имеет в виду уже вовсе не первое, а может быть, второе и третье впечатление. Ведь вне времени вспыхивают искры озарения. В живом пространстве беспрерывно сменяются новые сочетания. Только простота чистого сердца безошибочно ухватит знак первый и зов первый. Именно такое сердце ощутит и укол лжи, и холод прикрытой выдумки.