Яков Бирсави - Кастанеда. Код иной реальности

После разминки и дыхания Кастанеда велел нам сосредоточиться и вспомнить самую страшную ситуацию.

– Когда будете готовы, поднимите руку, – попросил он.

Мне не нужно было для этого сильно напрягаться. Мой самый большой страх притаился в детстве. Это случилось в день свадьбы моего родного дяди. Мой отец изрядно выпил в тот день, а когда вернулся домой, ему стало плохо. Мать вызвала «скорую». Не знаю почему, но мы ждали врача очень долго. Отцу становилось хуже и хуже, а «скорая» все не приезжала. Он вдруг начал издавать хрипы и закатывать глаза. «Он умирает», – прошептала мать, и тут я понял, что отец может сейчас умереть и я больше никогда не увижу его. Я подскочил к отцу, схватил его за руку и стал умолять, чтобы он не умирал. К счастью, «скорая» все же приехала, отцу вкололи какое-то лекарство, и к утру все прошло.

Я поднял руку. Кастанеда помолчал еще несколько минут, а затем начал говорить каким-то особым голосом:

– Вспомните лицо человека, с которым связан этот страх.

Передо мной сразу встало потемневшее лицо отца.

– Загляните в его глаза, – продолжал Кастанеда. – Всмотритесь в них внимательно.

Я стал вглядываться в глаза отца. Они были тусклы и без мысли. Взгляд медленно блуждал где-то не в этой реальности. Вдруг зрачки его дернулись и внутри них словно пробежала молния. Лицо исказилось гримасой боли. Я увидел, как зрачки поплыли вверх и глаза стали затягиваться какой-то мутной пеленой. В это мгновение меня ударило страхом, словно током. Я напрягся всем телом; в любую секунду я был готов сорваться с места и бежать. Тот детский кошмар встал передо мной со всей яркостью реального переживания. Я вновь почувствовал себя маленьким незащищенным ребенком, от которого уходит самое главное в мире существо.

Чем дольше это длилось, тем больше я чувствовал, как страх сковывает меня. Я уже не был готов к действию. Я понял, что страх вот-вот превратится в ужас, и тогда я не смогу ничего сделать. Кастанеда говорил правду: ужас был и впрямь эманацией небытия, тем более что это небытие было рядом: мой отец уходил из жизни. Я не знал, что делать; я вдруг осознал, что у маленького ребенка, бросившегося к отцу, было гораздо больше мужества, потому что он решился на действие. Я же, переживая сейчас эту ситуацию вновь, не был уверен, что смогу решиться на какие-то активные действия. Да я и не знал, что мне делать: всем своим существом я был погружен в то давнее воспоминание. Однако умом я осознавал, что мне уже не шесть лет и я нахожусь совсем в другой ситуации, так что мне и на самом деле сделать ничего нельзя, кроме как усилием воли прекратить это воспоминание и открыть глаза. Впрочем, у меня сейчас не хватило бы духу даже на это.

Видимо, Кастанеда наблюдал за мной, потому что я вдруг услышал его тихий голос прямо над моим ухом:

– Ничего не делай. Просто расслабься и дыши.

Я стал расслабляться – так, как учил нас Кастанеда, расслабляя в определенном порядке отдельные группы мышц. И дышать. Мой детский кошмар все еще стоял у меня перед глазами, но ужас отступил. Я спросил себя: что будет, если то, чего я боюсь, сбудется? Если отец сейчас все-таки умрет? От этой мысли мне захотелось плакать. Я почувствовал себя маленьким и беззащитным. Если не будет отца, кто угодно в этом мире сможет обидеть меня или даже убить. И тут я увидел мать, ее напряженное лицо и растерянные глаза. Она боялась того же, что и я. Но ее страх был больше моего, и я понял почему: ведь в случае смерти отца ей надо было в одиночку заботиться о двух сыновьях. И хотя наша семья, прямо скажем, не бедствовала, все же матери пришлось бы столкнуться со многими трудностями. К тому же родители мои очень любили друг друга, и, если бы отец умер, мать бы не скоро оправилась от такого удара. Я понял, что я в случае смерти отца буду единственным, кто сможет ее защитить и утешить. Я почувствовал себя мужчиной. «Что бы ни случилось, – подумал я, – я обязан быть стойким, чтобы поддержать мать». Как только появилась эта мысль, тело мое буквально налилось силой и решимостью. Страх не ушел, нет: он отдал мне свою силу.Он превратился в союзника.

Практика закончилась. Я не знаю, что именно пережили остальные участники семинара, потому что, как и в том случае, когда мы изображали мертвых, Кастанеда не стал расспрашивать нас о том, что мы видели и чувствовали.

Он лишь сказал:

– Думаю, что каждый из вас сегодня понял: самый большой страх – это страх действия. Именно тогда, когда мы боимся действовать, страх начинает превращаться в ужас. Как только вы это чувствуете, вам необходимо полностью расслабиться. И дышать. Расслабиться и дышать – на это действие способен каждый человек, даже тот, кого уже охватил ужас. В расслаблении нет агрессии, нет готовности к действию. Но оно уничтожает ужас. Дело в том, что, расслабляясь, мы чувствуем присутствие смерти. А смерть – источник единственного верного знания, которое заключается в том, что все мы когда-нибудь умрем. Перед лицом этого знания все остальное тускнеет и теряется. Поэтому ужас отступает, а страх передает нам свою силу. И мы готовы действовать, потому что чувствуем, что этот миг может стать нашим последним мигом. А эта битва – нашей последней битвой на этой земле.