Игорь Артемьев - Искусство бессмертия. Первое кольцо силы

Для этого должны все – сколько есть людей в вагоне товарном, разбежаться и сначала на стенку одну, вагона этого навалиться! А затем разбежаться, и навалиться на другую! И таким образом вагоны раскачивать, пока весь поезд с рельс не сойдет! И песню особую при этом петь полагается! Слова в ней такие: «МЫ УМРЕМ» А припев: «УХ – УХ»

И валятся на стенку люди с припевом: «УХХ!» Запевают: «Мы умрем!». Разбегаются и валятся на другую стенку с припевом: «УХХ!»

Поначалу толчки влево-вправо никак на вагон не действуют. Они – людишки тощие, немощные, а он – вагон многотонный. Но упорству человечьему покоряются даже вагоны многотонные. И паровозы. Понемногу начинает вагон раскачиваться. Вправо. Влево. Вправо: «Ухх!» Влево: «Ухх!» Чем больше скорости, тем лучше. Стонет эшелон, стонет, раскачивается: вправо, влево, вправо, влево: «Ухх, ухх, ухухух»!

Прет эшелон во мрак и вроде качается слегка. И вроде рев прибоя слышится!

Это ревет МОЩНЫЙ ГОЛОС ТОЛПЫ в убийственном ритме: «Ух, ух, ухухух!»

Все сильнее поезд качает. Даже в паровозе качание ощутимо. Из стороны – в сторону. Из стороны – в сторону. И рев: «Ухх». Влево понесло: «Ухх». Вправо: «Ухх».

Во всех вагонах на стены бросаются! ВСЕ – в едином порыве, в едином ритме!

Каждый при этом сердцем чувствует – это именно тот гул, это именно то раскачивание смертельное!

Мало кому живым из катастрофы уйти удастся. Может, никому. Кто знает, под какой откос лететь предстоит. Кто знает, на какие скалы вагоны упадут, в какой реке утонут. Может смерть заберет всех вообще! А пока свобода ликует по запертым вагонам. А пока орут люди и бросаются от стены на стену в веселье самоубийственном, в восторге предсмертном. Каждому человеку в вагоне – хорошо, каждому весело!

Нарастает ритм, как пляс шамана. Все чаще, все чаще.

В любой момент наступит резонанс, – совпадение амплитуд, и полетят все вверх колесами. Полетят в смерть. И уже локомотив раскачивается в общем ритме. Не с такой амплитудой, как вагоны, но скоро и он, как они, качаться будет.

Но все ближе пропасть СМЕРТИ и не спастись «приговоренным». Воля творца – несокрушимее самых несокрушимых вагонов! И происходит то, – что должно было произойти: за секунду до падения эшелона в пропасть, – совпадают амплитуды и перед прыжком в пропасть, состав подпрыгивает и переворачивается вверх колесами! И рушиться ЭШЕЛОН В ПРОПАСТЬ, но ЛЕТИТ ВВЕРХХ ТОРМАШКАМИ!

Длинные капли дождя вдруг стали короче, белее, их очертания обозначились четко, они сбавили неумолимую скорость, прервали отвесный полет к земле, закружились вокруг звезд, превратившись в неторопливые лохматые снежинки, и на славные горы налетел-навалился густой снегопад.

До этого момента, до того как пошел снег, вода с них стекала, и одновременно их одежда пропитывалась-наполнялась новыми тяжелыми килограммами воды, теперь же наполнение прекратилось, вода только текла с них, но больше не рушилась на голову и плечи обильными струями. Холодный пар окутал пеленой. Они стали согреваться. Нет, не согреваться – не то слово: до этого, им было так холодно, что они перестали себя ощущать, теперь же, начав спуск, они стали отходить, их понесло из одного состояния замерзания в другое, из замерзания бесчувственного в более безопасное, но более мерзкое состояние замерзания ощущаемого. Они стали ощущать себя – жалкими и мокрыми. Судорога отступила, отпустила скулы. И зубы снова застучали-загремели.

Только они этого не замечали. Он шли слишком долго, они устали. Потому спуск этот приняли как давно желанный отдых. Им давно хотелось начать спуск. Спускаясь, отдохнуть! Им давно хотелось пить, им хотелось сухих рубах и чистых носков, им хотелось горячей воды и мыла, их душил голод. А еще им хотелось спать. Черт с ним, что спуск продолжается! Даже хорошо, что продолжается! Каждый, кто ждал этого, знает это чувство исцеляющего облегчения: все! совершилось! больше не надо бояться. Теперь можно спокойно спать.

И стали они медленно погружаться в сон. Сон наяву! Снилась им метель, миллиарды огромных резных снежинок в черном небе. Вспомнили они, и во сне повторяли, что самая большая измеренная и официально зарегистрированная снежинка имела в поперечнике 132 миллиметра – шире человеческой ладони. Рассматривали они, во сне эти снежинки и сортировали их по десяти основным типам. По типам сортировать легко, но внутри своего типа – все они разные. Именно так основную массу людей легко разделить на расы, но внутри расы двух одинаковых попробуйте отыскать… Они ищут две одинаковые снежинки, зная, что все они разные, как отпечатки пальцев.