У. Г. Кришнамурти - Ошибка просветления

Я воспитывался в очень религиозной атмосфере. Мой дед был очень культурным человеком. Он знал Блаватскую (основательницу Теософского Общества) и Олькотта, а позднее второе и третье поколение теософов. Все они бывали у нас в доме. Он был выдающийся юрист, очень богатый, очень культурный человек и, как ни странно, очень ортодоксальный. Он был в какомто смысле запутавшимся ребенком: ортодоксальность и традиция, с одной стороны, и противоположное, теософия и все такое – с другой. Ему не удалось найти баланс. Это было начало моей проблемы.

(У. Г. часто рассказывали, что его мать перед смертью сказала, что он «был рожден для неизмеримо высокой участи». Его дед воспринял это очень серьезно и оставил свою юридическую практику, чтобы посвятить себя воспитанию и образованию У. Г. Его дедушка и бабушка, а также их друзья, были убеждены, что он является йога бхраштой, тем, кто был на волосок от просветления в своей прошлой жизни.)

У него на содержании были ученые люди, и он посвятил себя по некоторой причине – я не хочу вдаваться в это – тому, чтобы создать для меня атмосферу мудрости, чтобы правильно воспитать меня, в духе теософов и всего такого. И вот каждое утро эти ребята приходили и читали Упанишады, Панчадаси, Нишкармья Сиддхи, комментарии, комментарии на комментарии, и все это с четырех до шести утра, и этот маленький мальчик пяти, шести или семи лет от роду – не знаю – должен был слушать все это дерьмо. Этого было так много, что к тому времени как мне исполнилось семь, я мог повторить большинство из этих вещей, отрывки из Панчадаси, Нишкармья Сиддхи, и то, и другое, и третье. Сколько праведных людей побывало в моем доме – из Ордена Рамакришны и прочих; кто угодно, и эти ребята какимто образом гостили в этом доме и раньше – он был открыт для каждого праведника. И вот, будучи еще очень юным, я обнаружил: все они были лицемерами – они чтото говорили, во чтото верили, а их жизни были пусты, ничтожны . Это было начало моих поисков.

Мой дед медитировал. (Он умер, и я не хочу сказать о нем ничего плохого.) Он медитировал в течение часадвух в отдельной комнате для медитации. Однажды маленький полуторагодовалый ребенок почемуто принялся реветь. Этот парень спустился вниз и стал бить ребенка, пока тот чуть ли не посинел, – и это человек, представьте себе, который медитирует по два часа каждый день. «Посмотри! Что он сделал?» Это явилось своего рода (не хочу приводить этот психологический термин, но от него никуда не денешься) травмой. «Должно быть чтото странное со всей этой медитацией. Их жизни поверхностны, пусты. Они чудесно говорят, прекрасно выражают какието вещи, но как насчет их жизни? В их жизни есть этот невротический страх: они чтото говорят, но это не действует в их жизни. Что с ними не так?» – не то чтобы я осуждал этих людей.

Все это продолжалось дальше и дальше, и я оказался втянутым в это: «Есть ли чтото в том, что они проповедуют – Будда, Иисус, великие учителя? Все говорят о мокше, освобождении, свободе. Что это такое? Я хочу знать это сам. Все эти ребята никуда не годны, но должен же в этом мире быть человек, который является воплощением и апостолом всего этого. Если есть такой, я хочу найти его сам».

Тогда столько всего произошло. В те годы был один человек по имени Шивананда Сарасвати – он был миссионером индуизма. В возрасте от четырнадцати до двадцати одного (я пропускаю множество ненужных событий) я ходил туда и часто с ним встречался, и я все делал, совершал все эти аскезы. Я был так молод, но я был решительно настроен выяснить, есть ли мокша, и хотел этой мокши для себя. Я хотел доказать себе и всем, что в таких людях не может быть никакого лицемерия – «Все они лицемеры» – и вот я практиковал йогу, медитацию, изучал все. Я пережил всевозможные опыты, о которых говорилось в книгах, – самадхи, сверх самадхи, нирвикальпа самадхи, все. Потом я сказал себе: «Мысль может создать любой опыт, какой ты только пожелаешь – блаженство, счастье, экстаз, растворение в небытии – все эти переживания. Итак, это не может быть тем самым, потому что я остался таким же человеком, который механически проделывает эти вещи. Медитации не имеют никакой ценности для меня. Это никуда меня не ведет».

Тогда, видите ли, большой проблемой для меня, молодого человека, стал секс: «Это нечто естественное, биологическое, это побуждение человеческого тела. Почему все эти люди хотят отвергнуть секс и подавить нечто очень естественное, то, что является частью целого, чтобы получить чтото еще? Оно для меня реальнее и важнее, чем мокша, освобождение и все такое. Вот в чем реальность – я думаю о богах и богинях, а вижу эротические сны с поллюциями – со мной происходит вот это. Почему я должен испытывать чувство вины? Это чтото очень естественное; я не могу контролировать такие вещи. Медитация не помогла мне, учеба не помогла, дисциплина не помогла. Я никогда не притрагиваюсь к соли, к чили или другим специям». А потом однажды я увидел, как наш старик Шивананда ест манго пикули за закрытыми дверями. «Вот человек, который отказал себе во всем в надежде чегото добиться, но этот парень не может контролировать себя. Он лицемер» – я не хочу сказать о нем ничего плохого. «Такая жизнь не для меня».