Валентин Сидоров - В поисках Шамбалы

Сарьян рассказывал, что точно так же, как мы, удивлялись полотну все посетители его выставок. "А я так пояснил его замысел:

Солнце внутри меня, и я хотел это передать".

«Огромное, яркое солнце, как быстро ты убило бы меня, если бы во мне же самом не всходило такое же солнце», — процитировал я строки Уитмена.

"Да-да, — обратился Сарьян ко мне. — Это, пожалуй, точно передает содержание картины. Солнце, взошедшее внутри человека, уже не может погаснуть. Скорее оно сожжет самого человека, если — не дай Бог! — он вздумает погасить его.

Грешным делом, люблю легенды о Солнце. В^ одной из них я, например, прочитал, что Солнце — тоже планета, но самая совершенная планета нашей системы, и на ней обитают чистые и совершенные существа. В какой-то другой, утверждают, что всем в своей жизни мы обязаны Солнцу, что наше зримое тело есть не что иное, как уплотнение тела незримого, сотканного из солнечных лучей, нерасторжимо связующих нас с Солнцем.

Конечно, можно воспринимать все это как красивую аллегорию, но, с другой стороны, смею полагать, что в каждой легенде есть все же зернышко, есть крупица правды. «Сказка ложь, да в ней намек», — говаривал Пушкин. Потому, когда я слышу: «Сердце твое — повторение Солнца», иногда думаю, что это не только метафора, но и что-то реальное".

(Удивительное дело, считанные годы, спустя жизнь, как бы подтвердит «намек» великого художника: «Сердце твое — повторение Солнца». Исследования ученых Крымской обсерватории установят неизвестный дотоле факт, что Солнце подчиняется законам пульсации. Оно живет и действует в определенном ритме, сжимаясь и разжимаясь в четкие промежутки времени. Совсем как сердце. Как тут, не вспомнить другого великого художника, Николая Константиновича Рериха, который высказывал твердую уверенность в том, что наступает время, когда «древние символы знания должны превратиться в научные формулы».)

А Сарьян продолжал:

"Где-то я прочитал, что умирают на Земле, а воскресают на Солнце. Опять-таки можно сказать, что это — красивая аллегория, но, между нами говоря, в глубине души подозреваю, что я, как и всякий человек, живу не только на Земле, но и на Солнце. Просто под грудой дел и всяческой суеты забываю об этом. Но когда я берусь за кисть, то говорю самому себе:

— Я вновь живу на Солнце — я творю!"

Достоевский в «Дневнике писателя» дает прямо-таки космогоническую характеристику творчества Пушкина. Он пишет: «Пушкин, по обширности и глубине своего русского гения, до сих пор есть как солнце над всем нашим русским интеллигентным мировоззрением. Он великий и не понятый еще предвозвеститель». По мнению Достоевского, все другие писатели, какими бы выдающимися они ни были, рядом с Пушкиным лишь малые точки, малые планеты, вышедшие «из этого же великого светила».

Думается, что сравнение такое не случайно и не просто возвышенный символ. Помимо прочего, оно как бы выявляет светоносную устремленность поэзии Пушкина, суть которой сконцентрирована в знаменитом лозунге: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!» Нет нужды доказывать, что этот пушкинский лозунг — «Да здравствует солнце, да скроется тьма!» — программа для творчества, ибо что такое творчество, как не утверждение Солнца на Земле!

Не стоит этому удивляться, встречая те же мысли или исследования, разрабатывающие тот же солнечный сюжет, но на другом материале, на других образцах. Вот что, например, пишет о Рабин-дранате Тагоре его биограф Кришна Крипалани:

«Тагор был тем, что в Индии называют кави, пророк, провидец. Его гений обогащал все, к чему он прикасался. Как само солнце, в честь которого он был назван („роби“ по-бенгальски — производное от „рови“ на санскрите и означает „солнце“), он излучал свет и тепло, оживлял интеллектуальную и духовную почву своей страны, открывал неизвестные горизонты мысли, перекидывал мост между Востоком и Западом».

В одном из писем Елена Ивановна Рерих признается в своем пристрастии к слову «ярый». Понимая трудности перевода этого своеобразного прилагательного на другие языки, она объясняет причины, по которым не в силах от него отказаться. «Очень люблю слово „ярый“. В нем столько огненного устремления. У славян бог Солнца именуется Ярило».

Что же касается Николая Константиновича Рериха, то он сопоставляет Солнце с другим, столь близким его сердцу и столь значимым для его духа понятием — «Учитель» с большой буквы. Недаром в своих книгах он не раз воспроизводит притчу о мальчике-индусе, нашедшем своего Гуру.