В это время Вадик успел прокатиться на трех велосипедах. Потом наигрался в войну, ободрал коленку и локоть, штурмом взял крепость «ненцев» из картонных ящиков и отстрелял почти все подаренные пистоны. Отчего в теплом неподвижном воздухе повисли сизые клубы дыма, пахнущего серой. А чтобы командир «ненцев» генерал Юрка-маленький не ревел так уж громко, подарил ему свой «почти настоящий» пистолет. За этот героический поступок, который был назван «отчуждением собственности», Вадик получил от Ярослава наградную порцию эскимо: «за неимением ордена». Потом они дотемна жгли костер за гаражами, жарили на проволоке хлеб и колбасу… пока их с балкона не окликнула рассерженная мама.
Дома загулявшие «стар и млад», как водится, выслушали от нее вежливый «нагоняйчик» с ударениями на эпитетах. Умылись душистым «земляничным» мылом и сели за стол кушать пельмени. Папа, извинившись, обсуждал по телефону свой доклад с рецензентом, мама проверяла тетрадки. Поэтому Вадик с Ярославом завели взрослый разговор:
– Ну-ка признавайся, юный гурманоид, почему ты сначала съедаешь у пельменя тесто, а потом мясо?
– А так получается, будто ем каждый пельмень дважды.
– Мудрый ты мальчик. Надо попробовать. О! Здорово. Я этот прием запомню. И передам по эстафете подрастающему поколению «трудящих».
– На здоровье. А можно задать вопрос?
– Задавай, коль пошла такая… пирушка.
– Ярослав Сергеич, почему люди предают?
– А по глупости. Потому что не знают, как дорого стоит верность и настоящая дружба.
– Почему тогда жадничают?
– По той же причине. Жадины-говядины просто не знают, как приятно быть щедрым.
– А может потому, что им не хватает?
– Нет, Вадик. Тут существует парадокс. Чем человек больше имеет, тем жаднее.
– Вы сказали, что не знают про щедрость. А почему?
– Потому что не пробовали. Если бы сняли пробу, то оценили.
В это время к ним подошла мама, молча налила чай, поставила печенье с вареньем и неслышно ушла. Вадик оценил ее тактичность, вспомнил соседок, воспитательницу, знакомых подружек и задал следующий вопрос:
– А кто такие женщины? Они ведь не такие, как мы?
– Как мне кажется, женщины делятся не на рыжих, блондинок и брюнеток; не на русских, татарок, француженок; не на обаятельных, привлекательных, умных и глупых… Женщины делятся только на два вида: те, которые остаются с нами, и те, которые нас бросают. Первые – это настоящие, а остальные…так… Тут все просто. Или ты женишься удачно и становишься счастливым, или неудачно – и становишься философом.
– А вы кто – философ?
– Конечно. Слушай, мальчик!.. Я предполагал, что сын моего учителя вырастет парнем-не-промах, но не слишком ли ты для своих лет глубоко копаешь?
– Не слишком…
– Хочешь совет старого психолога-подпольщика?
– Хочу.
– Относись к людям с иронией. Поверь, от этого жизнь станет легче.
– Это как – с иронией?
– А так: смотришь на человека и думаешь про себя, а какой-такой гадости, товарищ, от тебя ожидать? И когда человечек свинью тебе все-таки подсунет, ты этому не удивишься. Потому что был готов. А если не подсунет, то радуешься. Нарвался на исключение. А?.. Что молчишь?
– Я так не могу.
– Что ж, молодой мыслитель, тогда я вам искренне сочувствую. Жизнь ваша будет трудной, но… не скучной.
– Спасибо, мне это уже говорили.
По исполнении шестнадцати лет Вадим готовился получить паспорт. Отец кругами ходил вокруг сына, вздыхал и нерешительно молчал. Мама стала невыносимо ласковой и доброй. Вадим смотрел на своих сильно постаревших родителей, от души жалел их и ждал удара. И получил. Его посадили за стол и, опустив глаза, сообщили:
– Хоть мы и любим тебя как сына, но… на самом деле ты, Вадик, не родной сын, а приемный. Настоящие твои родители трагически погибли.
– Я могу к ним съездить? – после недолгой паузы спросил он.
– Конечно… сынок. Теперь ты взрослый. Ты даже свою настоящую фамилию взять можешь. И в паспорт записать.
Он долго смотрел на стариков, опустивших головы. Ему что-то надо было им сказать, как-то утешить. Кажется, больше всего в жизни они боялись потерять его. Но Вадим и сам не мог себе представить жизни без них. Поэтому глуховатым баском произнес:
– Не бойтесь, папа и мама, я вас не оставлю. После… этого я вас буду любить еще больше.
Родина Вадима потрясла. Казалось, она носила на себе все раны, которые получила русская деревня за последние десятилетия. Непролазная грязь, покосившиеся домишки, вымирающее население. Полдень воскресенья был наполнен пьяной руганью и плачущим серым небом.
Читать дальше