Валентин Долматов - Пир на краю вселенной

И наоборот; кто не умеет ориентироваться в нашем мире, тот ничего не найдет в иных мирах.

Но все эти вечные вопросы уже были поставлены на повестку дня перед человеком в древности. Что делать? Этот вопрос ставили философы и религиозные учителя, и отвечали в основном в русле злобы дня. Чаще этот вопрос звучит в книге Библии, но полнее и лучше он прозвучал в устах Иисуса к ученикам: Что вы будете делать Там, когда вы одно (один), или что вы будете делать Там, когда вы двое, или когда вас много? Ответы на них разбросаны в разного рода источниках и как правило, в притчах и тайнах слова. Но, всякой тайне однажды определено быть открытой и всякой заповеди исполнится в сторону роста. Все мы на пути к новым переходам, все мы хорошие люди – не убийцы, не пьяницы и не курим травку и все мы во что то верим. Но вот, ближе к вечеру, спеша на ужин к другу, а лучше к подруге, вдруг на нас падает башня или заклинивает сердце – неожиданно открывается переход или туннель по утверждению врача Моуди. Случайная смерть не страшна, говорил Иисус испуганным ученикам, прибежавшим к нему после падения башни на их товарищей. Но Он спрашивал – успели ли вы «покаяться», то есть «переменить мнение» от старого мышления к новому; от старой надежды к новой; от привычной не любви к ближнему, к желанию хотя бы плохонького, но мира. Успели! и слава Богу. Вас приземлило в одной из многих обителей и будте уверены вы окажетесь на дороге, идя по которой вам захочется кушать. Вообще, дорога такая приятная мистическая вещь, которая сопровождает человека везде – и в нашей земной жизни, и в жизни будущей, и в вечности тоже. Если человек потерял смысл жизни, не знает что делать и как молиться, ему можно посоветовать обратить внимание именно на эту ипостась жизни. Так вот, земная привычка кушать каждый день и три раза на дню очень сильна и замечательно влияет на наше будущее. Тогда вас обязательно встретит некто из бывших и обязательно пригласит на ужин: «Один человек сделал большой ужин и звал многих…» Если мы грустны, возможно это будет застолье или торжество: «Царство небесное подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына своего…» Ну и если по жизни идем вдвоем, делим радости и печали брачного союза двух, очень вероятно этим праздником будет вечеря: «Блаженны званые на брачную вечерю Агнца…» Таков закон вселенной! И все же: чтобы нам не оказаться «нищими» духом на большом Небесном пиру, а тем более на брачной Вечери Агнца. Внимательнее приглядимся к древним учителям человечества, которые писали, творили, создавали земные пиры, раскрывали и покрывали тайною пути, ведущие нас к большому и главному Торжеству.

Вот и Сократ говорит своему спутнику: Ну а ты, не хочешь ли ты пойти на пир без приглашения? И он ответил ему, – как ты прикажешь! В таком случае, – сказал Сократ, – пойдем вместе и, во изменение поговорки, докажем, что «к людям достойным на пир достойный без зова приходит».

Все так, хоть мы и нищи духом, и покалечены суетой, и хромы в путях своих, и слепы к истине, рабу все-таки повелено привести нас на пир, а нам же, нам необходимо иметь некоторое достоинство. Всматриваясь в «Пир» Платона, вырисовывается некая дисциплина вечеринки в еде, одеждах, разговоре. Они много пили вчера и собрались делать тоже самое сегодня. Все как у людей, еда это процесс и начало жизни, она первый шаг становления живого. У многих народов в той или иной форме присутствует табу на еду и питие в одиночку. Одиночка в еде становится обжорой, в питии превращается в алкоголика. Но на пиру происходит открытие человечности в человеке и начинают разворачиваться другие пространства: На пиру заново рождается обоняние, пространство запаха раскрывается иначе, еда становится не просто средством выживания, но вкушения. Показателем зрелости вкуса становится способность оценить многослойный пирог, а не выедать изюминки. Пить вина столько сколько подобает, без всякого принуждения. Пир развертывается в пространстве звука, что говорит под звон бокалов или поет под звуки флейты. Все приводится в гармоническое единство визуальным пространством – кто присутствует, как одет, как выглядит и можно ли к нему прикоснуться. От способности прикоснуться к другому, зависит будет ли развернуто последнее пространство, когда пир останется только пиром или оно перейдет в разряд «брачной» вечери. Но об этом мы будем говорить еще много. А пока, первый и основной вывод, пир на который был приглашен Сократ был «пуст», без женщин. Единственная женщина-флейтистка была удалена. Пирушка состояла из одних мужчин, они устали пить, разговор зашел об Эроте. Большая часть мужчин люди не традиционной направленности и восхваляют эту перверсную «чумную» любовь. Сократ тот, кто восстает против этого типа отношений. По делам в миру он женат, имеет любовницу, учился у пифий-гетер. За правдивое и правильное отношение к женщине, пифией он назван – лучший. И не Сократ изгнал флейтистку в начале пира, которая оказалась не нужной в этом вирусном гостеприимстве начальника пира, а ему на тот период было определено внести на пир мудрость Диотимы. «Пир» Платона представлен как воспоминание о воспоминании, как некий эйдес-образец. Может он вымышлен или получен из вторых рук, все равно были какие то предшественники на которых опирался философ. И мы не ошибемся, если первичным эйдесом будет пир богов. А где еще искать истину на которую могла опереться древность, если не у них. И действительно, на этом пире людей мы впервые узнаем о другом пире богов, на который они собрались, когда родилась Афродита. Она не просто женщина, но богиня любви. И далеко не случайно на пиру богов присутствовал мудрый и богатый Порос, и когда боги отобедали, как пришла просить подаяния «бедная» Пения и стала у дверей. Когда Порос охмелел, вышел в сад и уснул. Пения, задумав в своей бедности родить ребенка от Пороса, прилегла к нему и зачала Эрота. И Эрот становится спутником и слугой богини любви, Афродиты. Поскольку Эрот сын бедной Пении, то и он всегда беден, и как истинный сын своей матери никогда не выходит из нужды. С другой стороны, Эрот Платона, по-отцовски тянется к прекрасному и совершенному, он храбр, смел и искусный ловец, непрестанно строящий козни, он жаждет разумности и достигает ее. По природе своей он ни бессмертен, ни смертен; в один и тот же день он живет и расцветает, если дела его хороши. А если не очень хороши, то человек скудеет, черствеет и ожесточается, таков вывод служанки психологии. Если античный пир, есть феномен эротический, то платоновский Эрос пира подразумевает его одухотворение и восхождение. Восхождение от пира не разумного к пиру полноценному и наконец к Пиру небесному, который уже не связан с чередованием, ритмом труда и отдыха, будней и праздников, то есть порядком социальности, где всегда проявляется забота об экономии, рациональном питании или рациональном отдыхе. Такие речи мы замечаем вначале платоновского пира, что оправдано в философии разумного приобщения к пиру. Дисциплина пира ради дисциплины – абсурд, разумное ведение пира ради разумности – нонсенс. А если эта разумность уже в нас есть, и мы приобщились к ней в делах мира, тогда мы просто пируем и радуемся общению. Пир становится точкой мудрости, расширяющейся неограниченно в разные стороны. И вот, после разумных и не разумных речей, в середине пира у Аристофана началась икота. Это не просто икота, но изменение содержания и направления разговора: «говори вместо меня». Говори лучше, говори правильнее, говори более важные и нужные вещи в устройстве другого и лучшего пира, таково значение икоты у древнегреческих мудрецов. Далее, разговоры пира все время возвращаются к определению Эрота, как основного двигателя любви в человеческом обществе. Но не так-то просто приобщить Эрот к пиру не только словом, но и делом. А до этих дел еще много идти человеку, вступившему на тернистый путь к большому Пиру. Благо, если на этом пути ему встретятся попутчики типа Сократа и Диотимы. И это действительно так, потому что существует и другое понятие, как «пир во время чумы». Которое, при всей известности в философской литературе, так и не получило должной оценки этого действа. Но об этом мы поговорим позже.