архимандрит Антонин Капустин - Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891

Процессия направилась к востоку и медленно огибала греческий алтарь, наполняя галерею трогательными звуками поистине похоронного пения. Она, не останавливаясь, минула придел Лонгина Сотника [129] Православный придел, посвященный святому Лонгину Сотнику – центуриону, командовавшему римским оцеплением на Голгофе (Мф. 27, 54). и достигла подобного же придела Разделения риз, находящегося в самой крайней восточной точке храма. Здесь все остановились. Держащие крест, сосуды и подсвечники стали рядом, лицом к приделу и спиной к греческому алтарю. Епископ сел с левой стороны их в свое походное кресло. За ним то же сделал ревнивый к своему достоинству консул. Прочее духовенство стояло, где кого застигла минута, бетжальцы и дети уселись на ступеньках приделов. Пение прекратилось. На высоком помосте придела Разделения риз, между двумя колоннами, показался священник, одетый, как и все другие, но с епитрахилем на шее. Громким, но сиплым голосом он сделал обращение к епископу и всему собранию частью по-итальянски, частью по-гречески. Переводчик мой встрепенулся, услышав слова родного языка, и сказал: «А! опять ты, приятель. Ну, потолчи еще раз ту же воду».

Проповедник избрал темой для своего поучения слова: распеншии Его разделиша ризы Его, вергше жребия (Мф. 27, 35), и стал доказывать, что разделение одежды Господней было последним и самым тяжким мучением для Господа; ибо оно было предвестием разделения не только одеяния, но и самого таинственного тела Его, т. е. Церкви. Став раз на эту точку зрения, проповедник все, что мог, привел в доказательство того, что еретики и схизматики раздробили на части единую Католическую Церковь и до сих пор продолжают мучить Распятого. Оратор не в первый раз уже проповедует в этот день на святых местах. Он родом с острова Тино, потомок греков, олатинившихся еще во время франкских владений в Архипелаге. Подобно всем своим единоплеменникам, он отличался при сем такою живостью, свободою и как бы фамильярностью со всеми, что в глазах нас, русских, поистине заслуживал удивления не меньшего, чем дивление грека труду и подвигу наших поклонниц.

Слово его лилось, можно сказать, не задерживаясь ни на одну секунду. Он делал беспрерывные движения руками и головой, многократно снимал скуфейку, перебегал от колонны к колонне и многократно, казалось, грозил кулаком воображаемому перед собой схизматику (надобно знать, что по всему пространству галереи стояли только в два ряда одни духовные, участвовавшие в процессии, а перед глазами оратора была алтарная стена собора). В обличение схизмы или «так называемого православия» он приводил свидетельства святых отцов: Афанасия Великого, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, Кирилла Александрийского, Иринея, Киприана, Иеронима, Августина, присовокупив, что все вообще отцы Церкви считали Римский престол средоточием Христовой Церкви, – упрекал схизму тем, что в ней есть «народные» церкви, тогда как в истинной католической церкви все народы составляют одно нераздельное целое и не именуются. (Переводчик: «A "sanctam Ecclesiam Romanam"? A "Ecclesia Gallicana?" – не именуются [130] Лат. 'Святая Римская Церковь', 'Галльская Церковь'. – Следует отметить, что по смыслу полемики собеседник Антонина прав лишь отчасти. «Римская Церковь» – это общее название единой Католической (или Римо-Католической) Церкви. «Церковь Галльская (т. е. Французская)» – понятие, носившее в описываемое время чисто исторический характер. Термин, имевший до известной степени реальное значение в древности (не позже эпохи «Авиньонского пленения»), в XIX в. встречается (в период Первой и Второй империй) лишь в значении престижного поэтического образа, но не реального института. На I Ватиканском соборе (1869–1870) лозунг «Французской Национальной Церкви» использовался частью оппозиционного епископата в борьбе с усилением церковной централизации и папской власти. !! Потерянный (χαμένε) [131] Судя по греческой форме, приведенной в скобках, собеседник о. Антонина имел в виду более резкое выражение, типа «с ума сошел, очумел!». !) «И это православие?» – восклицал проповедник не раз, на что переводчик мой отвечал язвительно: «Не нравится преисподнему волку [132] Игра слов: κάτω—λύκος 'преисподний волк' вместо κατολίκός 'католик'. наше православие!» После долгой и страстной филиппики проповедник неожиданно остановился и, как бы сам про себя, сказал: «Но кому я говорю? Я знаю, что разделившие Церковь останутся глухи к словам моим. У них только Фотий да Кируларий, больше сего они знать ничего не хотят. В этом все их православие! Армянин верит своим Евтихию и Диоскору, о кафоличестве же Церкви и не думает. Русский знает только своего Императора да Синод, а до первоверховного (апостола Петра) ему нет никакого дела. Лютеранин держится за своего Лютера да Кальвина»…