архимандрит Рафаил Карелин - Море житейское. Ответы на вопросы читателей

Бог, как раз для сохранения любви и правды, в их совершенном онтологическом единстве, принес в Жертву Сына Своего, а вовсе не так, будто в Боге было противоречие, противостояние и противоположность между любовью и справедливостью, и Он, чтобы примирить их, пожертвовал Своим Сыном. Здесь ошибка Ваших оппонентов в том, что они упрекали Вас в разъединении двух онтологических свойств Божества, а как раз их единство послужило причиной искупления человеческого рода. В противном случае или человечество было бы совершенно оставлено Богом, – и богом для людей оказался бы демон, – или же Бог простил бы человека, вопреки справедливости, от чего человек не получил бы пользы, так как, прощенный, но не преображенный, внутренне не возрожденный, он не мог бы стать наследником того вечного Царства, которое начинается здесь, на земле, в душе самого человека. Традиционная, ортодоксальная сотериология пользуется метафорами как языковым средством, чтобы возвысить ум человека к величайшей из тайн. Эту сотериологию назвали с оттенком иронии юридической, хотя, в сущности, слово: «юристика» – ничего в себе зазорного не несет, и противопоставили ей нравственную теорию спасения, которая решила тайну спасения доказать рационально, от символического языка перейти к языку понятий и, в результате всего, ничего не объяснила. Нравственная теория спасения сама по себе – это хаос субъективизма, прикрытый звонкими фразами. В настоящее время она все больше приближается к теории древних гностиков – об искуплении Земли через пришествие на Землю высшего из эонов – Христа. Заметьте, что нравственная теория центр спасения переместила из Голгофы в Вифлеем, потому что для неогностиков Воплощение Христа есть уже спасение человечества. Этой теории не на чем держаться, и поэтому она все более скатывается к некой адогматической «религии будущего» – без учения о первородном грехе и искуплении. Она хочет «обрадовать» нас Воскресением без Голгофы. Мой братский совет Вам – изучайте сотериологию как можно более глубоко и тщательно, чтобы защищать православную догматику.

У меня есть подруга, она человек очень чувствительный и в то же время очень честный и бескомпромиссный. Ее очень мучит один вопрос, вопрос о любви Божией. Она не может понять, как может Господь любить всех и хотеть всем спастись, если знает заранее, что миллионы людей будут мучиться в аду? Как может любить Тот, Кто создал человека, зная, что он согрешит и пойдет в ад сам, а за ним и множество его потомков? Почему Господь попускает родиться людям, которые не спасутся? Вот ее слова: «Господь требует от нас любви, а если мы не сможем Его полюбить, то Он же будет жечь нас в аду Своей любовью»; и еще: «Я хожу в церковь, причащаюсь и стараюсь не грешить, потому что боюсь, что меня упрячут в ад. Но для агапэ нужно жертвовать, а для этого нужно бороться с эгоизмом, а это очень болезненно». Я не могу ответить ей на эти вопросы, у меня недостает понимания или еще чего-то, может любви. Для меня это вопрос веры. А она очень мучится этим вопросом, даже плачет часто, при упоминании о любви Божией. Этот же вопрос – камень преткновения для моей матери, она неверующая. Очень прошу, если можете, помогите.

Вопрос о происхождении и существовании зла волновал и волнует многих. Начнем с простого примера. Если бы у человека должны были родиться двое детей-близнецов и он знал бы, что один станет праведником, а другой грешником, то что было бы лучше: ради будущего праведника родить грешника или из-за будущего грешника лишить жизни праведника? Бог дал человеку больше, чем мы можем представить и вместить в слове: «спасение», – Он дал ему возможность богоуподобления; по словам святого Афанасия Великого: «Велел творению по природе стать Богом по благодати». Как согласовать существование зла с Божественной любовью? Для того чтобы исключить возможность грехопадения, надо лишить человека свободной воли, но тогда исчезла бы возможность богоуподобления, и человек остался бы нравственно-нейтральным предметом этого мира. Любовь как раз является свободным выбором, именно поэтому она сопряжена с риском для человека: все выиграть или все проиграть, все получить или все потерять. Тот вариант, который предлагает Ваша подруга, – уничтожить потенциальных грешников еще до их рождения, по предвидению, – делает свободу воли фикцией, а без свободы любовь превращается в необходимость – во вложенную в человека программу. Это, в сущности говоря, представляет отказ от личностного бытия и буддистский выбор небытия. Мы судим о Божественной любви по аналогии с человеческой любовью, как с душевной эмоцией; а Божественная любовь есть онтология Божественного бытия – апостол Иоанн сказал: Бог есть Любовь (ср.: 1 Ин. 4, 8). Любовь, обращенная к миру, – это благодать Духа Святого, отблески которой переживали святые подвижники и изумлялись Божественной любви. Бог дал человеку высшее – личностное – бытие и, создав человека как личность, этим добровольно ограничил Себя человеческой волей, – тем, что называется произволением. Он сделал ее автономной и насильно не вторгается в ее область; иначе человек как личность был бы «уничтожен» Богом и потерял бы свое индивидуальное бытие. Адские муки грешников – это не муки, причиняемые самой любовью, а осознание потери любви, которая ничем не восполнима. Тот, кто говорит: «Зачем Бог сотворил, если Он предвидел», – в сущности говоря, отказывается от своего достоинства как образа и подобия Божия, от любви, как свободного самоопределения, и предпочитает быть ничем – нравственным нулем, то есть – не быть. Любовь Бога – это страдающая любовь. Святой Игнатий Богоносец назвал Христа «Распятой любовью». Она страждет о погибели грешников, но не может проникнуть в душу, которая неспособна воспринять ее. Христос стоит у двери человеческого сердца, но хочет, чтобы человек сам открыл эту таинственную дверь. Я думаю, что Вам следует объяснить Вашей подруге, что ее собственная любовь душевна и страстна и поэтому она не знает, что такое Божественная любовь. Если она хочет познать, то должна начать не с протеста, а с подвига искать эту любовь и жить ради нее. Спасение – это богообщение и богоуподобление. Оно невозможно без любви, а любовь – без нравственной свободы, которая заключает в себе возможность выбора добра и зла.