Иоанн Павел II - Сочинения. Том I. Трактат «Личность и проступки». Пьесы. Статьи о театре

Если попытаться суммировать сказанное Святым Отцом в его трудах и выступлениях на тему познания (а следовательно, и понимания) с точки зрения мистического опыта и с учетом богословского смысла этого опыта, оно предстанет в виде своего рода трехуровневой структуры: познание человека как субъекта, познание его внутреннего мира (через который познается собственно сверхъестественная жизнь) и познание сверхъестественного Объекта. При этом само познание в своей совокупности несводимо к одной лишь области знаний о Боге (подразумевающей, как правило, лишь признание Его сути и Его существования), предполагается понимание Его существования. Между признанием Бога как таковым и Его пониманием заключена принципиальная разница.

Отсюда – следующий вывод, к которому приходит Кароль Войтыла: человек не может собственным умом познать Бога как Объект. Но и с помощью одной веры он также не может узнать, Кто такой Бог, однако посредством веры он может входить в единение с Богом. Тем самым вера обретает качество действенного общения с Богом, и Бог присутствует в человеческой личности реально.

Мистическое единение с Богом – конкретная реальность.

Лишь принятие всегда возможной связи человека с Богом гарантирует человеку полноценное и полнокровное существование в трех взаимозависимых измерениях: «внутреннем», «внешнем» и «сверхъестественном». Гармонизация этого трёхъярусного бытия во многом зависит от умения человека погружаться в глубины своего «внутреннего мира».

«Я всегда больше испытываю тягу к людям с сокровенным, глубоким внутренним миром», – признание принадлежит двадцатилетнему Каролю 27, еще далекому от строго научных поисков, но уже тогда осознававшему важную роль в человеке «его внутреннего пространства». Уход в свой внутренний мир вовсе не означает социальной отъединенности, желания скрыться от современных проблем или убежать от их сложностей. Даже напротив, Папа настаивает на органичном единстве и целостности всех трех миров: на этом сложном пути и открываются врата благодати.

Благодать – особая сфера бытия человека, и в его существовании она так же реальна, как реален сам человек, его жизнь, однако в каждом благодать проявляет себя по-разному, а, бывает, что и не проявляет себя вовсе – если человек к ней глух. «Всё может быть действием благодати, надо только уметь и, прежде всего, желать сотрудничать. Этому учит нас притча о талантах [4] Мф 25, 14-30. . Я полагаю, что на благодать надо уметь отвечать смирением» 28, – писал Кароль Войтыла в одном из своих писем в 1940 г. А много лет спустя в научном трактате «Любовь и ответственность» уточнил: «Благодать обладает силой делать прямыми пути человеческой любви». Сказано не просто афористично, но еще и красиво (если под красотой понимать не изысканность слога, а глубину мысли, постигающей взаимоотношения людей и Бога), равно как и следующая мысль: «Действие благодати скрыто в начинаниях как участие невидимого Создателя» 29.

Мистический опыт, ставший в свое время предметом исследования знаменитого испанского богослова, достижения которого, в свою очередь, были суммированы Каролем Войтылой, и сегодня находит своих несомненных почитателей и продолжателей, по-разному и по-своему трактующих мистическое учение, а потому, говоря о созерцательном опыте, Святой Отец всегда имеет в виду предельно широкий круг слушателей. И потому в трактовке Иоанна Павла II строго религиозное учение о мистическом смысле встречи человека с Богом (и встречи сугубо индивидуальной) становится достоянием всего человечества как всеохватывающая гуманитарная наука о человеке, мире и Боге 30.

Здесь, по-видимому, таится секрет особой убедительности, которая свойственна Святому Отцу как проповеднику. Его проповеди всегда просты по смыслу, логичны по изложению и совершенны по форме. В некотором роде они – литературно законченные миниатюры, у каждой из них свой внутренний образ, пластика, система сопоставлений, как правило неожиданных, развернутых и объемных.

«Всё, что он говорил, – пишет писатель и критик Анджей Киевский, – было мне хорошо знакомо, и всё удивляло. Казалось, представься мне возможность говорить о том, о чем говорил он, – о преломлении хлебов, воскрешении Лазаря, о Марии Магдалине, я подошел бы к этому точно так же, но в то же время я понимал, что всё это мне никогда не пришло бы в голову. Он рассматривал образ Христа, как на семинарах Выки [5] Казимеж Быка – профессор Ягеллонского университета в Кракове, известный литературовед. анализировали литературные образы… Говорил о Божественности евангельского послания и одновременно – о повествовательной структуре Евангелия. Он вводил образ Евангелиста – участника драмы Христа, Его свидетеля и Его посредника: между Христом и нами словно появлялся писатель. […] Богословие и антропология в его проповедях представляли единство, одно целое. И всё в них было ясно. Ясными были слова, ясно звучал голос, даже дикция была ясной, и ясным был взгляд, с которым он смотрел на нас с черно-золотого амвона собора» 31.