митрополит Владимир (Иким) - Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга вторая. Июнь

Изгнав святителя Киприана, великий князь помирился с бесчестным Пименом и возвел его на митрополичий престол на основании полученной обманом патриаршей грамоты. Но вскоре вернулся из Царьграда святитель Дионисий Суздальский, и стали известны подробности византийских похождений Пимена. Явились и ростовщики с требованием уплаты по долговым обязательствам, выданным Пименом от имени благоверного Димитрия. Терпеть подобного мошенника на первосвятительском престоле было невозможно: Пимена снова с позором прогнали. Великий князь стал убеждать святителя Дионисия, чтобы он возглавил сиротствующую Русскую Церковь, и святой Дионисий решился принять на себя это служение ради общего блага. Казалось бы, что могло быть лучше? Кто был достойнее, чем святой Дионисий, закаленный подвигами пустынножительства, искушенный в богословской мудрости, пламенный ревнитель Православия? Никто не сомневался, что Патриарх Нил, уважавший и любивший Суздальского святителя, с радостью утвердит его на русской митрополии.

Так казалось человеческому разумению. Но не было на то воли Божией! Святитель Дионисий поехал в Царьград за патриаршим благословением, но был задержан в Киеве, брошен в темницу и там скончался. Усугубление церковной смуты, сиротство Русской Церкви лежало тяжким грузом на совести великого князя Димитрия Донского.

Светлая боголюбивая душа благоверного Димитрия, не выдержав искуса мирской славы, заразилась смертоносной болезнью гордыни. Но Вселюбящий Господь не оставил в добычу диаволу душу великого князя, с детства стремившегося к чистоте и благочестию, прилежавшего к молитве, подвизавшегося в служении Богу и русскому народу Божию. Тяжек грех самопревозношения, и врачуется этот недуг только суровыми скорбями – жгучим лекарством, посылаемым от Господа Милующего.

Донской герой, первоначальник русской славы, высокопарный орел должен был валяться в ногах у хана Тохтамыша, вымаливая прощение себе и пощаду своему народу. Хан простил, но залогом верности князя Московского оставил в ордынском плену его сына и наследника, юного княжича Василия. Благоверный Димитрий мог бы освободить сына, заплатив за него выкуп, но княжеская казна была опустошена «деяниями» Пимена.

В наказание за великокняжеское своеволие Тохтамыш обременил Русь поборами, невиданными со времен Батыевых. По слову летописи, «тяжкая и великая дань была по всему княжеству Московскому: собирали с деревенских двух-трех дворов по полтине; тогда же и золотом давали в Орду». И сам благоверный Димитрий должен был обеспечивать уплату разорительного ханского выхода, от которого нищала родная Русская земля.

Кончилось время громких побед благоверного Димитрия Донского. Не только противостоять Орде, но и смирять удельные крамолы не имел сил великий князь Московский. Уже переметчик, которого прежде благоверный Димитрий не раз карал властной рукою, Олег Рязанский безнаказанно взял Коломну, а потом разбил московские войска. И благоверный Димитрий должен был униженно просить мира у Рязани, а Олег отвечал гордым отказом, и ему открывался простор для хищничества на Русской земле.

Между тем священное дело единения Руси продолжалось, но уже не великокняжеской властью и мощью. Сам Господь через святых подвижников Своих гасил последние очаги раздора, творя чудеса перерождения заблудших душ.

К затевавшему новую пагубную смуту Олегу Рязанскому пришел преподобный Сергий Радонежский. О чем говорил Всероссийский игумен с Рязанским князем, всю жизнь косневшим в крамоле и коварстве, для нас остается тайной. Но после этой беседы князь Олег заключил с благоверным Димитрием вечный мир, отрекся от удельных амбиций и признал старшинство Москвы-объединительницы. В трудах историков постоянно упоминаются злые деяния Рязанского князя, его предательство во время борьбы с Мамаем. Однако мало кто знает, каков был конец жизни многогрешного князя Олега. Он ушел в Солотчинский монастырь, где жестоким житием изумлял братию. Он ел только заплесневелые корки, пил только воду. Дни и ночи проводил он в покаянной молитве пред Господом, омывая горькими слезами смертные свои грехи. Под монашеской власяницей, на голом теле, постоянно кровоточившем и воспаленном, князь-схимник носил вериги – стальную кольчугу, которую, по его словам, он когда-то не захотел надеть для защиты Отечества. Еще долго после его кончины рязанцы дивились на эту кольчугу, вывешенную над могилой их князя, и служили панихиды по его душе.