Мигель Severo - Планета Афон. «Достойно есть»

Вдруг мысль застопорилась, будто уличный поток машин, наткнувшийся на красный сигнал светофора. Даже Никита прервался на минутку, хотя обычно его невозможно отвлечь от святого делания. Гори всё синим пламенем вокруг – ничто не оторвёт его от молитвы.

Но в данную конкретную минуту если и горело, то приветливо-лучезарное светило над покрытой золотисто-белым облаком вершиной Святой горы, которое как бы спрятало её до поры до времени от людских глаз. Снизу облако было прозрачно-лиловым, словно перламутровым, грозя пролить на отвесный склон радужные струи майского дождя. Впрочем, это было скорее иллюзией: вёдро, похоже, установилось всерьёз и надолго. Лёгкие перистые облака, тщетно пытаясь скрыть нежную синеву небосвода, почти застыли на одном месте в своём безсилии защитить его от палящего солнца. Но не сия чудная картина так поразила мой взор.

Навстречу нам двигалась группа пилигримов, судя по одежде европейцев, скорее всего греков. Вроде бы ничего примечательного в них не было – люди как люди. Шли они неспешно и немногословно, чем-то напоминая похоронную процессию. Одно их выделяло из серой массы – это зелёные штаны на одном из туристов. Остальное всё чин чинарём.

Не могу сформулировать причину, но мне почему-то приспичило поиграть с ними в переглядки. У первого из них, мужчины лет сорока, среднего роста и атлетического телосложения, взгляд был какой-то подавленный, будто он не более часа как вышел из темницы после многолетнего заточения. Он смотрел на меня и в то же время мимо меня. Или сквозь меня. Светлая кудрявая прядь волос, небрежно упавшая на чело и чуть прикрывшая правый глаз, выдавала в нём явное равнодушие или, вернее даже будет сказать, безразличие ко всему свету.

Второй навскидку казался чуток помоложе, однако паутина морщин на лбу явно противоречила первому впечатлению. «Молодость» скорее проявлялась в его худобе и одежде: на нём были бриджи цвета детской неожиданности, увенчанные снизу бахромой, линялая футболка и яркие кроссовки, обутые на когда-то белые, а ныне побуревшие, испачканные зеленью гетры. Он шёл с приоткрытым ртом и надрывно дышал, словно взошёл на пик Коммунизма. Роговые очки с многократным увеличением характеризовали его взгляд известной фразой: четыре глаза и ни в одном совести. Длинные худые пальцы крепко держали видавший виды посох.

Глядя на третьего, не знаю почему, но у меня возникло ощущение, что он дирижёр симфонического оркестра. Его походка была какой-то трёхтактной, он не шёл, а вальсировал. Лёгкий рюкзачок на тщедушных плечах заменял ему партнёршу. Взгляд его скользил по окружающей среде подобно фигуристу на мартовском льду, прошёлся и по нам, ничуть не смутившись. Серебристая бейсболка кидала тень на его бледное лицо, отчего оно приобретало немного землистый оттенок. Никаких мыслей в его очах мне прочитать не удалось за столь короткий промежуток времени, да и, если откровенно, азъ поражённый не очень-то и стремился.

А вот в четвёртого мой взгляд впиявился подобно энцефалитному клещу. Нет, взаимности с его стороны не было, он даже не взглянул в мою сторону, но мне было не оторвать взгляда от его портрета. Больше ничего в его обличье меня не смущало. Джинсы и бело-голубая тенниска сидели на нём подчёркнуто выразительно, как будто были шиты по его худощавой фигуре. На голове красовалась сетчатая ковбойская шляпа, прикрывавшая коротко стриженные каштановые волосы. Синие фирменные кроссовки выписывали горделиво-энергичную походку, сдобренную не менее фирменным посохом. В лице его, скуластом и продолговатом, отражалась твёрдая убеждённость в своей правоте. Лоб, прямой, как экран плазменного телевизора, опирался на резко очерченные полуизогнутые брови. Из-под стрельчатых, колючих ресниц на мiръ взирали голубовато-серые выразительные глаза. Прямой, правильный, слегка заострённый нос имел естественное продолжение в виде аккуратных щегольских усов. Тонкие пунцовые губы были плотно сжаты и чуть приспущены по краям, поэтому было ощущение постоянной улыбки на устах. Гладковыбритые щёки, чуть впалые, были слегка покрыты свежерозовым загаром. Крепкий волевой подбородок почти закрывал короткую боксёрскую шею.

На секунду я даже слегка притормозил, а в глазах моих отразился мимолётный испуг, который не остался незамеченным моими друзьями. Они внимательно огляделись по сторонам, не обойдя вниманием и пилигримов, но ничего необычного не обнаружили. Да и мне не в момент пришло на ум, почему вдруг это лицо показалось мне знакомым. Будь он похож на известного артиста или просто одного из моих знакомых, это не поразило бы моё воображение до дрожи в коленях. Здесь что-то другое… Но мы явно где-то пересекались. Или я видел его портрет… Но где? Причём совсем недавно… Может быть, даже здесь, на Святой Горе…