Любовь Княгницкая - Господь, прибежище мое… Мой путь к Богу

Рассветало, ветер утих. Жители села встали. Женщины пошли по хлевам кормить живность, доить коров. Вышла на двор и моя бабушка и буквально в паре метров от порога увидала лежащего на земле человека, почти полностью засыпанного снегом.

Убедившись в том, что тот живой, она стала трясти его, чтобы разбудить, но ей это долго не удавалось. Наконец, человек открыл глаза, но говорить не мог, его трясло от холода. Подняться с земли он тоже не мог, не было сил. Бабушка позвала дочь, Ксению, и они вместе внесли его в дом. Оказали ему помощь, какую смогли, а потом укутали, напоили парным молоком и уложили спать. В шестой раз Господь его спас!

Проснулся он только вечером. Уходить, «на ночь, глядя», он не рискнул и остался переночевать. Так мой отец и познакомился с моей мамой, она как раз была «на выданье». Она понравилась отцу, и он заметил, что тоже ей небезразличен. Отец подумал: «Наверно, это судьба, раз все так сложилось» и решил остаться в этом доме. Утром, после завтрака, он решился попросить у моей бабушки руку ее дочери (дед погиб на войне). Так мои родители и поженились. Прожили они вместе сорок три года, и только смерть их разлучила.

Господь благословил брак родителей шестью дочерями которые родились в том же доме-конюшне и замуж оттуда же повыходили, и внуки туда на каникулы приезжали, пока родители не переехали в Новотроицк.

Папа был очень красив: высокий, атлетически сложенный, с вьющимися густыми русыми волосами и голубыми, небесного цвета, глазами. Силища у него была непомерная – всех односельчан одной рукой борол, а однажды колхозного племенного быка сбил с ног ударом кулака.

Дело было так. В колхозе племенные быки не ходили в стаде вместе с коровами, это было опасно. Быки вели себя агрессивно, бросались на людей, поэтому они паслись на короткой, метра три-четыре, цепи, прикрепленной к вбитому в землю металлическому штырю. Случилось, что бык сорвался с цепи в то время, когда доярки доили коров. Услышав рев, и увидав разъяренного быка, мчащегося на них, доярки закричали и разбежались в разные стороны. Отец услышал крики доярок и бросился на помощь. Он подбежал к быку и ударил его кулаком меж рогами. Бык упал как подкошенный и пролежал так с полчаса. Если бы не отец, дояркам могло бы не поздоровиться…

Односельчане отца моего побаивались и одновременно уважали за честность и справедливость. Да еще нас, дочерей, было шестеро, и всех он выучил: четверо из нас получили высшее образование, а две окончили училища. Соседи частенько говорили своим детям: «Смотрите на детей безрукого Мишки»,– то была высшая похвала нам, папа радовался этому, но нам не говорил. Это я уже узнала тогда, когда он был болен и жил с нами неделю до больницы и неделю после. Никогда он не болел серьезно, поэтому никто из нас не обращал внимания на его болезнь и спохватились лишь тогда, когда ему стало совсем плохо. Он все просил прощения у меня, чтобы я не обижалась. А я ему отвечала: «Я не обижаюсь, я люблю тебя», и он успокаивался. Я уже знала, что его в больницу больше не положат, как безнадежного. Это был приговор. То были тяжелые для меня дни. Не знаю, догадывался папа, что он умирает или нет, но мне он ничего не говорил. Спокойно сказал: «Я еду домой – воспаление подлечу, а потом на операцию приеду». Папа прожил еще неполных три месяца и умер в день святых Петра и Павла. Царствие тебе Небесное! Да простит тебе Господь все грехи твои вольные и невольные!

Спустя двадцать лет после папиной смерти я как-то спросила у мамы, как это она не побоялась выйти замуж за однорукого инвалида. Ответ ее меня буквально ошеломил. Мама рассказала, что тогда, накануне встречи с отцом, ей исполнилось уже двадцать семь лет, давно пора замуж, а женихов нет; после войны парней почти не осталось. На Рождество мама молилась и просила Господа послать ей мужа, хоть какого-нибудь, хоть безрукого…

Каково же было ее изумление, когда некоторое время спустя, мать позвала ее помочь занести в дом еле живого парня, лежащего у порога, да еще и без руки! Она поняла, что это Божий промысел и Его благословение, а то, что Бог свяжет на небесах, никто не развяжет на земле!

Еще хочу рассказать про мою любимую бабушку Устину, тетю моей мамы. Она была худенькая, глаза, как небо, голубые. Я ее помню всегда кроткой, радостной и приветливой. Когда к ним в гости придешь, она всегда приголубит и поцелует, обо всем расспросит и никогда не отпустит, пока не накормит, и еще, что-нибудь с собой даст в дорогу. Правда, поговорить с ней удавалось лишь тогда, когда рядом не было ее дочери Марии и внучки Раисы, они были такие же приветливые и щедрые, но только не давали ей слова сказать. Мне было очень больно видеть, как они ее обижали, и она уходила тихонько, и садилась подальше. Заступиться за нее у меня не хватало смелости, о чем я сейчас очень сожалею и прошу прощения у Господа за бабушку Устину.