Array Сборник статей - Единство красоты

Только исходящее от Единого может вести обратно к Единому. Если девственная природа служит опорой для напоминания или воскрешения в памяти ( зикр ), то это потому, что ее сотворил Божественный Мастер – одно из Имен Бога: аль-Сани’, в буквальном переводе «Божественный Мастер» или «Творец». Точно так же, если исламское искусство может служить подмогой для напоминания о Едином, то причина в том, что хоть оно и создано человеком, но изначально исходит из надличностного вдохновения и из хикма , мудрости, идущей, в конечном счете, от Него. Если духовно одаренный мусульманин может приходить в экстаз от арабской или персидской поэмы, от песнопения или от созерцания арабской каллиграфии, то это тоже следствие внутренней связи между этими формами искусства и исламской духовностью. Исламское искусство не могло бы оказывать такую мощную поддержку исканиям души, не будь у него внутренней связи с исламской духовностью.

Если соотнесенности исламского искусства с исламской духовностью требуется некое доказательство извне, то им может служить роль исламского искусства, когда оно помогает человеку входить в « хал », или духовный транс, который сам по себе есть Небесная благодать, равно как и отношение к этому искусству людей, близких к сердцу исламской духовности. Одной этой связи достаточно, чтобы свести на нет аргументацию тех, кто рассматривает исламское искусство как продукт внешних исторических факторов, не связанных с принципами и духовными источниками исламского откровения.

Наконец, говоря о связи исламской духовности и искусства, необходимо затронуть вопрос о патронате этого искусства, ибо западные читатели сплошь и рядом воспринимают понятие духовности в контексте дихотомии между священным и секулярным, характерной для западной цивилизации. Иные могут спросить – если существует подобная связь между исламской духовностью и исламским искусством, почему некоторые формы искусства никогда не пользовались поддержкой религиозных властей или «мечети», а только покровительством двора, правящих классов или купечества, обычно отождествляемых в европейской истории со светской властью. Отвечая на этот вопрос, можно сказать, что такого рода дихотомии между религиозным и светским просто не существует в исламе. Так называемые светские власти или их элементы в традиционном исламском обществе всегда обладали такой же религиозной значимостью в рамках всеобъемлющего Божественного Закона, что и специфически религиозные элементы. Во-вторых, в вопросе патроната, использования и функции искусства обнаруживается более тонкая связь, которая зиждется на взаимной дополнительности того, что для краткости можно называть мечетью и дворцом.

Происхождение определенных форм искусства можно отнести к мечети – в широком смысле – как центру религиозной деятельности, например, кораническая псалмодия, сакральная архитектура и каллиграфия, в особенности куфическая, представляющая самый архаический, формальный и религиозно значимый каллиграфический стиль. Есть и другие формы искусства: музыка, поэзия, миниатюра, которые всегда находились под преимущественным патронатом дворца, хотя распространялись во всем обществе. Более того, парадоксальным образом первый тип искусства представляет более «мужское» начало, а второй – более «женское». Что касается каллиграфии, которая тоже пользовалась покровительством дворца и правящей аристократии, более мягкие и женственные стили ассоциируются скорее с придворным искусством, а более мужественные и геральдические – с мечетью, исключая те случаи, когда сам дворец патронировал строительство мечетей и других религиозных институтов [19] Мы, разумеется, не имеем в виду полную дихотомию, речь идет скорее о дополнительности, поскольку существует много исключений с обеих сторон. .

Есть, однако, и третий элемент, который необходимо принять во внимание, ибо только он проливает свет на духовное качество придворного искусства – суфизм. Притом, что суфии были естественным образом связаны с мечетью в своей защите шариата – многие из них входили в число ‘улама’ , они были глубоко вовлечены и в политическую власть. Их влияние строилось не на подчинении мирской власти и ее роскошной жизни и не на сложении панегириков власть имущим – они выступали духовными наставниками тех, у кого была власть, и служили им примером. Хотя некоторые суфийские ордена чуждались светской власти, другие разрешали членам ордена занимать даже самые высокие государственные должности [20] Можно и не говорить о том, что суфизм создал собственное искусство, независимое как от дворца, так и от мечети, о чем свидетельствует суфийская поэзия, музыка и священный танец. В то же время суфизм обеспечивал – как правило, через гильдии ремесленников, связанные с орденами, – и хикма , и Мухаммадову барака , которые делали возможными как придворное искусство (наряду с тем, которое поддерживали богатые купцы), так и искусство мечети. По сути, через гильдии суфизм оказал влияние на создание артефактов, использовавшихся всеми сословиями исламского общества. . В любом случае, суфии оказывали большое влияние на те формы искусства, которые находились под покровительством двора. Чтобы убедиться в этом, достаточно исследовать религиозные связи многих художников-миниатюристов и музыкантов времен сефевидских, оттоманских и могольских династий. «Женственные» искусства, патронируемые дворами, по природе обращены к внутренней жизни человека и обладают весьма высокими духовными качествами. Эти искусства отличаются очевидными духовными особенностями, которые могли появиться в них только под прямым влиянием исламского эзотеризма. Благодаря своей внутренней взаимодополнительности и мечеть, и дворец вносили вклад в создание форм исламского искусства, которые по природе дополняют одна другую, подчас же сочетаются в некоторых творениях, например в дворцовых мечетях, иные из которых входят в число шедевров исламского искусства.