Эдуард Вайнштейн - Записки новообращенного. Мысли 1996—2002 гг.

Нас часто упрекают в нетерпимости, желая, чтобы мы никого не беспокоили своим осуждением. Но подлинные убеждения не могут не проявляться в жизни. И невозможно бывает разделить с кем бы то ни было то, что противно твоему существу. Не стоит никого осуждать, но в том, что противно твоей сущности, участвовать нельзя. А бывает так, что просто молчаливое присутствие оказывается той или иной степенью участия. Поэтому пусть не обижаются на нас те, с кем мы избегаем встречаться и общаться. Вы выбрали свой путь, идите по нему. Но нас вы на этом пути не встретите. А если вдруг мы с вами пересечёмся, то ненадолго: мы должны будем отмежеваться от вашего пути, чтобы не повредиться вместе с вами. Это просто наша защита.

Неблагородно, неразумно и рискованно мерить самого себя только собой. Я – это выход из себя. Николай Онуфриевич Лосский писал, что человек всегда стремится к объективным ценностям, а удовольствие – это лишь симптом их достижения. Причём, конечно, не всякое удовольствие. Есть иерархия удовольствий, в которой не подобает низшие из них предпочитать высшим. Хорошо, конечно, бывает покушать, поспать, посмотреть что-нибудь хорошее по телевизору, но ставить это во главу угла, очевидно, нехорошо. Наоборот, иногда можно и недоспать, и покушать не досыта и не так вкусно, и от телевизора воздержаться ради высших, духовных целей. Но самое главное – это то, что меря всё удовольствием, ты зацикливаешься на себе. А это смертельно опасно. И в молитве не советуют прислушиваться к своим ощущениям, и в духовной жизни предостерегают гоняться за внутренней усладой. Бог глубже всех удовольствий. Связь с Ним – в стремлении к нему. Если ты помнишь о Нём, ты с Ним. Ты молишься – это Он побуждает тебя на молитву, и одновременно это высшее проявление твоей свободы. Потому что Он – Освободитель. И если Он даёт, то не удовольствие. Он даёт блаженство. А блаженство – это вечное погружение в Другое, которое есть Бог.

Нельзя ставить на одну доску счастье и несчастье, радость и горе, добро и зло. Там, где добро борется со злом, там добро ущербно. Таково наше человеческое добро, наше человеческое счастье, наша человеческая радость. Счастье ничего не должно знать о несчастьи, радость ничего не должна знать о горе, добро ничего не должно знать о зле. Как вся тьма тает и испаряется при ярком свете, так исчезает горе, несчастье и зло и всякое представление о его силе, когда приходит истинный и лучезарный Свет, который есть Слава Божия. Всё мрачное и горькое – бесконечно малая, исчезающая величина в этом свете, как тараканьи бега в космическом ходе планет. Нас терзают в нашем зародышевом, эмбриональном состоянии. Мы в нашей жизни опытно знаем лишь маленькие огоньки того Света. Всё остальное – дуновения и преддверия, подготавливающие нас к тому, что мы родимся.

Жизнь, в которой есть место злу и страданию, не может быть настоящей. Поэтому наша жизнь временна и обречена на смерть. Всё здесь имеет конец и начало. Но по-настоящему кончается только зло. Всё доброе и хорошее имеет своё продолжение в вечности и коренится в ней. Поэтому зло есть наваждение. Всё злое продолжается в аду. Но сама адская вечность – пародия на истинную вечность. Ад нельзя ставить рядом с раем: они несопоставимы. Реален рай. Для кого есть рай, для того нет ада. «Смерть! Где твоё жало? Ад! Где твоя победа?»

Святитель Игнатий Брянчанинов говорит: «Ад есть, и мука вечная есть; благочестивою жизнью сделай их для себя несуществующими!» Всё не так просто, когда речь заходит о духовных предметах. Всё становится тонко, неодномерно и неоднозначно. И в то же время всё очень просто, непосредственным чувством всё легко понять.

Микушевич, говоря об известных словах Гёте «остановись, мгновенье!», указал на неправильность перевода этих слов: на самом деле, там написано: «Продлись, мгновенье!», – что, по словам Микушевича, и соответствует райской вечности. А «остановись, мгновенье» – это ад. Мы знаем, как долго иногда тянется время. Это худшие минуты жизни, когда особенно остро ощущаешь ход времени падшего сего бытия. И наоборот, как хорошо, когда время летит незаметно. Особенно это хорошо заметно на работе. Если на работе время летит быстро, значит, работа хорошая. Если время тянется на работе – ты в беде. Так бывает, в частности, когда на работе приходится бездельничать или чего-то ждать. Работа такая – это, конечно, адская щель. Вообще, жизнь коротка, если ты спасаешься, и длинна, чтобы мало-помалу в ней погибнуть. И ещё – «она пролетела, не успел и глазом моргнуть», если погибаешь, и «многое позади», если спасаешься. Можно предполагать, что ад – это остановка во времени, а рай – это полёт над временем. Время же – это борьба ада и рая. Ад – это гипертрофированное время. Я не могу поверить, что из ада нет выхода. Пока мы живы, выход есть. Что будет после смерти, я не знаю. Но Церковь говорит, что Христос разрушил ад, открыл его и вывел оттуда ветхозаветных праведников. Что будет с нами, я не знаю тоже. Но если здесь жить с Богом, то и там ты будешь с Богом. Более этого нам знать пока не нужно.