Евгений Поселянин - Идеалы христианской жизни

Так что же, когда Рафаэль творил это вдохновенное произведение, в красках отражая святую мечту, жившую в его душе, – мечту о Деве и Младенце Христе, – не было ли тогда его дело одним из высших дел, доступных человеку, не служил ли он тогда Богу, извлекая из души своей и оставляя навеки людям такую святыню и красоту, перед которой люди переживают нечто высшее, чем молитву, которая дает им видение живого неба.

А трогательный Мурильо с его картинами Приснодевы, в облаке ангельского ополчения возносимой к тому Небесному Царству, где Она будет Царицей, со Младенцем Христом, то пьющим воду из черепка, который подносит к Его устам маленький Иоанн, то стоящим рядом с барашком-агнцем; Мурильо, весь какой-то небесный, с безбрежной детской верой, точно руками осязавший вечность с надземными областями.

А наш Васнецов!

Если человек, способный к религиозному восприятию, входит впервые в Киевский Князь-Владимирский собор, на стенах которого собраны произведения Васнецова во всем расцвете его гения, его охватывает необычайное чувство близости и действительности того, что изображено на этих стенах, этих потолках и столбах.

Вот «Богоматерь, несущая миру спасение» – знаменитая Богоматерь, столь распространенная в своих воспроизведениях.

Вот великолепное изображение равноапостольной великой княгини Ольги, праматери русского православия. Как зорко глядят вдаль ее вещие очи, какой могучей силой дышит вся она, прозревшая истину и всенародно поклонившаяся Распятому Христу.

Вот вверху изображения ветхозаветных пророков в священном исступлении; вот и потрясающее видение по поясу купола «Блаженство святых о Господе».

Святые разных ликов, словно с силой снаряда, выпущенного из орудия, стремятся к отверстым дверям рая. Какое ликование, какое счастье! Вот награда за тяжкий подвиг жизни, за верность Христу, засвидетельствованную у кого вольным уничижением, ежедневным самораспятием, у кого – кровию и муками казни… Вот они, проведшие жизнь свою «скитающеся, скорбяще, лишени, озлоблени», ютясь в пещерах и «пропастях земных», вот они будут все увенчаны сейчас нетленными венцами славы – цари, князья, дети, старые иноки, юные мученицы, юродивые и вельможи… Какое разнообразие лиц и выражений! Вот, крепко прижимая к груди крест, иссохшая телом, с седыми волосами преподобная Мария Египетская. Вот с выражением невинной радости во взоре, весь светленький, в ореоле своего непорочного детства и своей святости, первый киевский отрок-мученик, сын Феодора-варяга, Иоанн со своим отцом.

Но кто эта одна, среди общего стремления тиха, задумчива, неподвижна? Уронив руки на колени, всматриваясь перед собой широко открытыми очами, она откинулась на руки несущих ее ангелов и замерла. На ней одежда царской дочери, украшенная самоцветными камнями… Это великомученица Варвара, в которой, хочется думать, художник отразил живший в нем близкий и дорогой образ – великой богоискательницы России.

Тихо и торжественно среди общего счастливого смятения возносится она в то Небо, которое давно, с того дня, как она познала и уневестилась Христу, спустилось в ее душу…

Неотразимое видение, возносящее человека горе!

А вот в самом потолке чудесные изображения Христа Распятого, и над Ним – скорбящего Бога Отца.

О эта склоненная на грудь с невыразимой мукой глава, эти распростертые по крестному древу и прободенные гвоздями руки! О эта мертвенная бледность, надвигающаяся на ланиты «Краснейшего из сынов человеческих», эти уста, вещавшие миру новое слово, которые теперь раскроются только единый и последний раз, чтобы произнести последний возглас: «Отче, в руки Твои предаю дух Мой!»

Волнующий, незабываемый образ!

А над Ним еще, быть может, более скорбный образ – Бог Отец, взирающий на крестную муку Сына. На простом каменном престоле воссел величественный седовласый Старец, и все в Нем и в воздухе вокруг говорит о Его необоримой силе… Чувствуется, что одной мысли Его довольно для того, чтобы легионы ангелов слетели на землю, сняли со креста Единородного Сына Божия, облекли Его в царскую порфиру и вознесли на Небо для сидения одесную Отца.

Но Он безмолвно смотрит на Страдающего и страдает.

И это сочетание скорби и безграничного могущества потрясает… Эти руки, из ничего сотворившие вселенную, теперь не дрогнут, чтобы помочь распятому Сыну. Все окаменело, и застыли неподвижно верные серафимы, готовые творить волю Посылающего и с ужасом взирающие на муку Голгофы и на оставление Сына…