Иларион (Троицкий) - Христианства нет без Церкви

На следующий день в соборе служил патриарх Тихон. Народу собралось столько, что храм не смог вместить всех, и люди молились у его стен. Владыка Иларион говорил проповедь. Служба, начавшаяся утром, закончилась только к шести часам вечера.

Вот свидетельство современника (Левитина-Краснова): владыка Иларион «сразу же становится в полном смысле слова правой рукой патриарха… Трудно было придумать для патриарха Тихона лучшего помощника, чем епископ Иларион. Великолепный, пламенный проповедник, умевший говорить просто и эмоционально, ревностный служитель алтаря, владыка Иларион пользовался огромной популярностью среди московского духовенства и буквально обожанием народа… Быстро поняв… позицию патриарха, епископ сразу стал ее активным проводником. Он в эти дни переговорил с сотнями священников, мирян, монахов и монахинь. Он договорился в приходах о чине их присоединения к патриарху, разработал чин покаяния, принял тут же десятки обновленцев, пришедших к патриарху с покаянием. Благодаря неукротимой энергии этого человека церковная организация в Москве была восстановлена в два дня». Эта характеристика тем более ценна, что ее автор сам участвовал в обновленческом движении.

Будучи прекрасным оратором, владыка Иларион произносил проповеди, направленные против обновленческого раскола, выступал на диспутах с лидерами обновленческого движения. По воспоминаниям Варлама Шаламова, отличительным признаком его речей была уверенность в истине, и это действовало на людей безотказно и глубоко.

Владыка настоял на том, чтобы клириков принимать через покаяние, но если они свой сан получили в обновленчестве, этот сан не признавать. Обновленческие храмы все заново освящали, что по канонам делается с храмом еретическим.

В начале июля 1923 года владыка Иларион был возведен в сан архиепископа. Святитель Тихон включил владыку в состав Временного патриаршего Синода. Святейший Патриарх называл его своим «ближайшим помощником».

В ноябре 1923 года патриарх Тихон был внезапно вызван в ГПУ на Лубянку, от него потребовали, чтобы он немедленно выработал декларацию о примирении с обновленческим архиепископом Евдокимом (Мещерским). Однако патриарх отказался самым решительным образом. Беседовавший с патриархом Тучков, сменив тон, вежливо простился, но уже через несколько дней был арестован архиепископ Иларион, в котором Тучков видел главного виновника провала своей политики.

На этот раз святитель был осужден на три года концлагерей. Его обвинили в «распространении ложных слухов и агитации против советской власти под религиозным флагом». 1 января 1924 года его привезли в пересыльный пункт на Поповом острове, а в июне отправили на Соловки. Увидев весь ужас обстановки, даже он, жизнерадостный и бодрый, сказал: «Живыми мы отсюда не выйдем».

На Соловках владыка был лесником, живя в Варваринской часовне; как сторож жил в Филипповской пустыни, был сетевязальщиком и рыбаком. Об этой работе он говорил с присущим ему юмором переложением слов стихиры на Троицын день: «Вся подает Дух Святый: прежде рыбари богословцы показа, а теперь наоборот – богословцы рыбари показа».

Владыка Иларион смотрел на все духовными очами, и все служило ему на пользу. Он подчеркивал, что заключение – бесценная школа добродетелей. Обкрадывают – есть повод воспитать в себе нестяжательность, оскорбляют, бьют – смирись и возлюби обидчика. Во всем владыка Иларион видел волю Божию и все принимал с благодушием.

«Как-то привезли на Соловки молодого иеромонаха из Казани, которому дали три года ссылки за то, что снял с диакона-обновленца орарь и не позволил ему служить с собой. Архиепископ одобрял иеромонаха и шутил по поводу разных сроков заключения, данных тем или иным лицам независимо от тяжести их “преступлений”.

“Любочестив бо сый Владыка, – говорил архиепископ Иларион пасхальными словами Иоанна Златоуста, – приемлет последняго якоже и перваго; упокоевает в единонадесятый час пришедшаго, якоже делавшаго от перваго часа. И дела приемлет, и намерение целует, и деяние почитает, и предложение хвалит”.

Слова эти звучали иронически, но давали чувство мира и заставляли принимать испытание как от руки Божией… Любовь его [владыки Илариона] ко всякому человеку, внимание и интерес к каждому, общительность были просто поразительными. Он был самой популярной личностью в лагере, среди всех его слоев. Мы не говорим, что генерал, офицер, студент и профессор знали его, разговаривали с ним, находили его или он их, при всем том, что епископов было много и были старейшие и не менее образованные. Его знала “шпана”, уголовщина, преступный мир воров и бандитов именно как хорошего, уважаемого человека, которого нельзя не любить. На работе ли урывками или в свободный час его можно было увидеть разгуливающим под руку с каким-нибудь таким “экземпляром” из этой среды. Это не было снисхождением к младшему брату и погибшему, нет, владыка разговаривал с каждым как с равным, интересуясь, например, “профессией”, любимым делом каждого. “Шпана” очень горда и чутко самолюбива. Ей нельзя показать пренебрежения безнаказанно. И потому манера владыки была всепобеждающей. Он, как друг, облагораживал их своим присутствием и вниманием. Наблюдения же его в этой среде, когда он делился ими, были исключительного интереса.