Елена Носкова - Радость моя! Истории о простом человеческом счастье

Прошло несколько часов. Я мог исчислять время по бою часов, висевших в соседней комнате. На вечернюю панихиду собралось множество моих родных и знакомых. Прежде всех приехала моя невеста со своим отцом, старым князем.

– Тебе нужно иметь печальный вид, постарайся заплакать, если можно, – говорит отец.

– Не беспокойтесь, папа, – отвечала дочь, – кажется, я умею держать себя; но, извините, заставить себя плакать – не могу. Вы знаете, я не любила его, я согласилась выйти за него только по вашему желанию, я жертвовала собой ради семейства…

– Знаю, знаю, мой друг, – продолжал старик. – Но что скажут, если увидят тебя равнодушною? Это потеря для нас – большое горе: твое замужество поправило бы все наши дела. А теперь где найдешь такую выгодную партию?

Разумеется, этот разговор происходил на французском языке, чтобы псаломщик и слуги не могли понять. Я один слышал и понимал.

Когда все разъехались после панихид, я расслышал над собой плач доброго старика Степана. Слезы его капали на мое лицо.

– На кого ты нас покинул, голубчик мой! – причитал старик. – Что теперь с нами будет? Погубили тебя приятели и вином, и всяким развратом, а теперь им до тебя и горя нет: только мы, слуги твои, над тобой плачем!

Наступила длинная, бесконечная ночь. Я стал вслушиваться в чтение Псалтыри, для меня новое, незнакомое. Ведь никогда прежде не раскрывал я этой божественной книги…

Вся прошедшая жизнь расстилалась предо мною, будто холст, покрытый разными нечистотами. Что-то неведомое, святое, чистое влекло меня к себе, я дал обет исправления и покаяния, обет посвятить всю остальную жизнь на служение милосердному Богу, если только Он помилует меня. А если не суждено мне возвратиться к жизни? Что, если эта жизнь-смерть не прекратится, если меня заживо зароют в могилу?.. Не могу теперь высказать всего, что почувствовал я в эту ужасную, незабвенную для себя ночь. Скажу вам только, что на другой день Степан заметил на голове моей, между юношескими русыми кудрями, целый клок седых волос. Даже и после, когда воображение представляло мне во сне эту ночь, проведенную во гробе, я вскакивал как безумный, с раздирающими криками, покрытый холодными каплями пота.

Наступило утро, и душевные страдания усилились. Мне суждено было выслушать мой смертный приговор. Подле меня говорили:

– Сегодня вечером вынос, а завтра похороны в Невской Лавре.

Во время панихиды кто-то заметил капли пота на моем лице и указал на них доктору.

– Нет, – ответил он, – это испарение от комнатного жара. – Он взял меня за руку и промолвил: – Пульса нет. Нет сомнения, что он умер.

Панихида кончилась, и какие-то люди подняли меня с гробом. При этом они как-то встряхнули меня, и вдруг из груди моей как-то бессознательно вырвался вздох. Один из них сказал другому:

– Покойник как будто вздохнул?

– Нет, – отвечал тот, – тебе показалось.

Но грудь моя освободилась от стеснявших ее спазмов – я громко застонал. Все бросились ко мне. Доктор быстро расстегнул мундир. Положил руку мне на сердце и с удивлением сказал:

– Сердце бьется, он дышит, он жив. Удивительно!

Живо перенесли меня в спальню, раздели, положили на постель, стали тереть каким-то спиртом. Скоро я открыл глаза… В ногах кровати стоял Степан и плакал от радости.

Не скоро мог я избавиться от житейских дел. Прежде всего я поспешил отказаться от чести быть зятем знатного старика и мужем прекрасной княжны. Потом вышел в отставку, распустил крестьян в звание природных хлебопашцев, распродал всю свою движимость и нашел доброе употребление деньгам; прочие имения передал законным наследникам. В таких заботах прошел целый год. Наконец, свободный от земных попечений, я смог искать тихого пристанища и избрал себе благую часть. В нескольких монастырях побывал я и поселился в той пустыне, где и доживаю свой век…

Почтенный отец Г. заключил свой рассказ следующими словами: «На мне вы видите дивный опыт милосердия Божьего. Чтобы похитить душу мою из мрачного сна греховного, благий Человеколюбец допустил меня пройти юдоль сени смертной и на гробовом ложе просветил очи мои, да не усну я в смерть вечную».

В дневнике одного из малоизвестных писателей, Г. Н., жившего в Петербурге в конце XVIII века, сохранилось описание чудесной истории, произошедшей с его соседями.

В те годы Г. Н. снимал комнату в доходном доме. Соседнюю комнату занимали мать с дочерью. Молодая женщина шила на заказ и кое-как сводила концы с концами, а девочка весь день сидела на крыльце дома, играя с хозяйским котенком.