протоиерей Григорий Дьяченко - Из области таинственного. Простая речь о бытии и свойствах

Здесь еще раз мы должны повторить, что нет в мире другого знания, более необходимого и более важного, чем знание законов жизни и свойств души. От незнания основ душевной жизни человека, от забвения о свойствах души и ее высоком назначении, от отрицания бытия души можно всецело извратить и испортить свою временную и погубить вечную жизнь. Слово Божие учит нас, что нет большей заботы в мире для человека, как забота о вечном спасении души. Господь наш Иисус Христос сказал, что если бы человек приобрел и весь мир со всеми его сокровищами, но погубил бы душу свою, то он не сделал бы для себя никакого приобретения, никакой пользы. Так драгоценна, по суду Божью, одна человеческая душа! Как же не стараться узнать ее богоподобную природу, ее свойства и способности, ее потребности, ее назначение? Некогда, в вечности, мы глубоко, но бесплодно будем жалеть, что были невнимательны в продолжении временной жизни к внутренней своей природе. Здесь мы приведем прекрасные слова одного ученого, предостерегающего от такого позднего сожаления.

«Слово, призывающее к самопознанию, – говорит он, – равносильно с зовом, которым дитя, бегающее по цветистому лугу и гоняющееся за мотыльком, призывают домой.

– Нет, рано еще домой! – отвечает дитя на призывный голос и убегает все далее по роскошным коврам весны. Но вот весну сменяет лето, за летом следует осень, зима; проходит год, другой; минули десятилетия, – и дитя в приятном самозабвении, переходя от одних забот к другим, достигает уже зрелого возраста.

Воротиться бы домой! Но нет, прекрасен свет со всеми его обаяниями, надеждами и удовольствиями! Куда ни посмотри, везде, вблизи и вдали, как будто волшебные, рисуются картины блаженства и манят к наслаждению.

Не уходит человек с площади, пока стоит прекрасная погода, пока ясно светит солнце и до ночного мрака еще далеко. Но вот земной светильник меркнет, тьма скрывает из глаз все формы вещей, доставляющих ему удовольствие, сырость вечернего воздуха начинает проникать в его тело, – и он спешит под кров своей хижины. Увы, уже поздно! В ней нет ни света, ни теплоты, в ней мрак ужаснее того, от которого он ушел, и холод в ней – холод могильный. «Почему было, – думает он, – не возвратиться мне сюда ранее, чтобы осветить и обогреть свою хижину? Теперь я не страшился бы мрачной и холодной ночи и уснул бы спокойно, с надеждой, что завтра встану здоров и весел».

Такова пора смерти!

И если в продолжении жизни мы, по невнимательности ко внутренней своей природе, не прояснили для себя тех благотворных ее начал, которые не знают смерти и не подлежат ее законам, то это обращение наше бесконечно ужаснее, нежели шествие преступника на смертную казнь» (см. статью проф. Карпова «О самопознании», при сочин. Дж. Мессона о том же, стр. 199–200).

Филарет, митрополит Московский, этот бесспорно гениальный духовный писатель, признавал в человеке способность проникновения в будущее в различной степени. Раз, спрошенный Антонием (наместником Троице-Сергиевой лавры) о зрении без пространства, он отказался рассуждать об этом: «О зрении без пространства рассуждать, вероятно, я и не умею, и не имею свободы разговориться о сем» [2] 4 См. его письма к Антонию, № 127. .

Но в другой раз вот что он пишет наместнику, весьма, впрочем, секретно: «О Петровой мало я вам говорил потому, что вам ее состояние не казалось хорошим, а мне казалось хорошим, хотя и не совершенным, и я не хотел опираться на свое мнение; но я знал о ней немало примечательного; с ней бывало такое состояние, что она видела в духовном мире, сохраняя сознание видимого чувственного мира, и тогда скрывала видимое в духовном мире, но иногда теряла при сем сознание видимого мира, и ее необыкновенное состояние могло быть примечено. Для сего старались удалять ее от посторонних, но одна христианская подруга ее имела к ней всегда беспрепятственный вход. Таким образом, однажды, вошедши к ней, услышала, что она уговаривает султана не начинать войны с Россией. Это было гораздо ранее посольства князя Меньшикова, когда никто не думал о войне с Турцией. Года за два или за три до кончины покойного императора она говорила, что жизнь его не продолжится, и что врач не без вины будет. О видении прей. Сергия в ризнице она мне написала записку, сказав, что видела во сне, как обыкновенно выражалась, когда открывала нечто из своих видений… В первое время болезни моей матушки она прислала мне просфору, принесенную за ее здравие с запиской, в которой сказала, что это последняя из сорока, ежедневно приносимых, и что это ей велено было сделать. Мне приметно было, что матушка проходила в это время некоторое душевное состояние, которому особенно приличествовала молитвенная помощь, которое потом переменилось на лучшее. Несомненно верное слово: пришедшу слову познают пророка (Иер. 23, 9); но при некоторых признаках, и прежде исполнения, оставлять без внимания предостерегающее слово едва ли благоразумно. Если слово предостережения примем, как посланное, и употребим осторожность, то, хотя бы она оказалась ненужной, греха и вреда не будет; а если оставим предостережение без внимания, и оно окажется справедливым, будет и вина и вред».