Вошла старушка, худощавая, слегка сутулая, с цепким взглядом и пышными буклями «накрученных» седых волос. Я ее сразу узнал: это была та самая бабушка, которая пару недель назад передала мне помянник. Но первое, что бросилось в глаза: бабушка была накрашена. Знаете, такой удивительный тип пожилых людей, которые привыкли еще с советских времен думать, что если у старушки губы ярко накрашены морковным цветом, а глаза обведены густой синевой и щеки нарумянены, то это красиво. Они в самом деле так верят, но сейчас важно другое. Я сразу смекнул, что бабушка – человек невоцерковленный. Без неприязни подумал, просто отметил для себя как факт, поднялся ей навстречу, пригласил присесть и продолжить беседу.
Бабушка была, что называется, «молодцеватая», бойкая и многословная. Она сразу начала говорить, и, опять же, первое, что бросилось в глаза, а точнее в уши, – это то, как она резко судила о других людях. Резко и обыденно, привычно, по-видимому, ничуть не замечая этого и даже, скорее всего, не считая зазорным. Выяснилось с первых минут, что у бабушки куча всяких знакомых в самых разных структурах и органах власти, начиная с местной Верховной Рады, в больницах, исполкоме, на почте, в главке, заканчивая какими-то дворничихами и председателями домкомов… и много кого еще она называла как бы мимоходом, так что, очевидно, должно было сложиться ощущение, что разговариваешь с человеком «со связями».
Но у меня лично этот словесный поток вызвал настороженность. Как-то я опасаюсь, что ли, таких людей – со связями и с крайней резкостью суждений, – может быть, потому, что это, во-первых, поперек всех представлений о церковной жизни, а во-вторых, понимаешь, что и ты при ближайшем общении непременно попадешь в список этих «важных» знакомств, но и ярлык приобретешь, скорее всего, нелицеприятный.
Словом, я слушал задорную речь старушки со вниманием, но и с некоторой отстраненностью. Впрочем, говорила она не только о связях и пороках других людей, но и – довольно интересно – о своей жизни, каких-то любопытных подробностях жизни нашей долины в прежние времена. Про себя я отметил необычную для ее возраста хорошую память, а также определенную претензию на образованность. Впрочем, о главном предмете нашей беседы я узнал далеко не сразу, когда уже начал слегка уставать от многого и бойкого говорения бабушки. А выяснилось вот что.
Светлана Петровна – так ее звали – человек одинокий. Ни мужа, ни детей, ни близких родственников у нее нет. Мать, с которой она жила в двухкомнатной квартире в городе, умерла еще в 1987 году. И вот теперь Светлана Петровна хочет, чтобы ее «досмотрел» священник. Слово «досмотрел» звучало довольно комично, учитывая живость и бойкий характер старушки. Так что я, признаться, эти слова для себя не принял всерьез, отстранился от них, почти будучи уверенным с самого начала, что как-нибудь аккуратно и вежливо откажусь от этой, по-видимому, незавидной перспективы. Совесть меня не обличала здесь совершенно, потому что я видел перед собой не страждущего, немощного человека, нуждающегося в помощи, а довольно экспансивную старушку, которая, очевидно, еще фору могла дать многим своим ровесникам в плане энергии и живости характера и, как казалось тогда, здоровья.
Но я не стал тогда прямо отказывать, а попытался как можно более мягко втиснуться в поток сознания старушки и предложил ее подвезти до дома. Это было удобно, потому что прихожанин наш, Василий, меня обыкновенно после воскресной службы со всеми «панихидными» продуктами довозил до дома. Бабушка согласилась, и мы поехали.
Вот так я узнал, где она живет. Впрочем, что значит узнал? Просто мы остановились возле подъезда такой-то пятиэтажки на окраине Симферополя и вежливо попрощались. Причем Светлана Петровна еще раз намекнула, что будет ждать моего окончательного решения, улыбнулась на прощание, и мы расстались, как я почти был уверен тогда – навсегда. Впрочем, перед тем, продиктовав мне номер своего домашнего телефона и, очевидно, желая меня приободрить, старушка сказала, что не ждет от меня ничего «сверхъестественного», а только навещать ее пару раз в месяц, может быть, кое-какие продукты купить, проведать… и все. Звучало это убедительно, особенно ввиду того общего ощущения бодрости и энергичности, что Светлана Петровна после себя оставила. Но настораживала меня, признаться, именно ее невоцерковленность и те качества, о которых я уже сказал. Так что особого желания продолжать общение не было.
Читать дальше