Савва (Тихомиров) - Хроника моей жизни

К прежним учебным предметам в высшем отделении присоединились новые, как то: священная история и география. Кем была составлена история, не знаю; но география была К. Арсеньева. Она с нашего курса заменила прежнюю, неизвестно кем составленную. Для переводов с латинского языка на русский был у нас Корнелий Непот, а с греческого – та же хрестоматия Каченовского. В часы послеобеденные мы упражнялись обыкновенно в переводах с русского на латинский и греческий языки, и только один класс назначен был для нотного пения.

В 1833 году я взят был в певческий хор купца Киселева и пел тенором, хотя голос у меня был не очень завидный. Эта новая профессия доставляла мне некоторые выгоды: я получал и одежду, и небольшое денежное жалованье; сверх того, имел доступ в богатые купеческие дома, где видел всякого рода роскошь и, следовательно, более или менее изощрял свой эстетический вкус. Но, с другой стороны, немало видел и худых примеров.

В начале 1834 года один молодой, лет 15-ти, еврей расположился принять христианскую веру. Епархиальное начальство поручило нашему смотрителю, хорошо знавшему еврейский язык, приготовить этого еврея и окрестить. Отец смотритель, занимаясь с евреем катехизическими беседами, мне поручил научить его славянскому чтению. Юноша-еврей в продолжение нескольких недель приходил к нам в класс и, садясь рядом со мною, читал под моим руководством славянскую Псалтирь. В день Благовещения совершено было над ним торжественное крещение в соборной церкви и о. Василием сказана была при этом случае речь, которую я переписывал набело. Восприемниками при крещении были богатые люди, которые доставили своему крестнику возможность заниматься торговыми делами. Но я своего ученика после крещения не встречал уже ни разу. Подобного события в Шуе я не только не видал прежде, но и не слыхал никогда.

Страстную и Светлую недели, равно как и предшествовавшие рождественские праздники, я проводил в Шуе по обязанности певчего. Но я не испытал здесь в эти великие и торжественные праздники тех радостных чувств, какие каждый раз испытывал на своей родине, в своем родном храме. На сырную неделю отправился я на родину; там провел и первую неделю поста. На это время нам был дан инспектором урок, велено было перевести с греческого языка на русский Слово святого Иоанна Златоуста на память святого мученика Варлаама. Этим важным делом я, помню, занимался на Пустыньке, у сестры Марьи Михайловны, в тесной и холодной избе, где и куры бродили, куда поутру и корову вводили для доения… Для облегчения себя в учено-филологическом труде я пользовался славянским переводом того же слова, помещенным в Четьей-Минее святого Димитрия Ростовского; а эту книгу зять принес мне из библиотеки Покровской дуниловской церкви.

Приближалось время окончания училищного курса. Вдруг между нами распространяется слух о приезде из Владимира какого-то ревизора, о чем прежде в Шуе и понятия не имели. Наконец узнаем, что для производства ревизии едет инспектор семинарии, магистр, иеромонах Израиль. Смотритель Василий Яковлевич, получив известие о приближение к городу ревизора, поспешил к нему навстречу на паре отличных лошадей купца Посылина, в фаэтоне. И вот, через несколько часов, мы видим из окон своей квартиры едущего со смотрителем грозного ревизора. Ревизор остановился в доме смотрителя.

На другой день ревизор в сопровождении смотрителя пожаловал в наше высшее отделение. Мы увидели перед собою молодого иеромонаха с магистерским крестом на золотой цепочке, невысокого роста, со светло-русыми волосами на голове и бороде, с живыми глазами и громким тенористым голосом. По прочтении молитвы и по пропетии обычного в то время Salutamus ревизор сел в кресло, пригласив сесть и смотрителя, но учителей не удостоил этой чести: они стояли, прислонившись к партам. С чего начался устный экзамен, не помню; но помню, что в тот же самый день, или на следующий, ревизор дал нам письменную задачу для перевода с русского языка на латинский, рассчитывая, разумеется, по этому письменному опыту составить верное понятие о степени наших успехов в знании латинского языка. Но его расчет не мог быть верен. Ревизор поручил учителю низшего отделения, священнику Я. И. Холуйскому, принимать от нас написанные задачи, между тем сам занимался производством устных испытаний. Я скорее прочих написал задачу и подал ее отцу Холуйскому. Он, прочитавши мою задачу и увидевши, что она написана удовлетворительно, взял ее в левую руку и, стоя у парты лицом к ревизору, поднял ее несколько выше своего левого плеча и дал знак некоторым близ сидевшим ученикам, чтоб они смотрели в мою тетрадь и сами списывали, и товарищам передавали. Таким образом, у всех почти учеников задача вышла весьма удовлетворительная. И эта хитрость отца Холуйского осталась незамеченною ревизором.