А. Савчук - Стяжавшая любовь. Том 2

Сохранились интересные подробности скитальческого жития Матушки в эти годы, проливающие некоторый свет на образ жизни святой, сокрытый в великом духовном подвиге, и на то, как воспринимали ее современники. Проходя мимо некоторого селения, блаженная попросилась на ночлег в один из домов, славившийся страннолюбием. Хозяйка дома, верующая женщина, увидев перед собой монахиню, старалась предоставить ей все необходимое. Малолетней дочери хозяйки очень понравился светлый облик монахини, и младенец стал просить мать постелить ей на ночь постель непременно возле нее. Вскоре ребенок спал безмятежным сном, свернувшись на белоснежной постели под святым углом. Утром, проснувшись, девочка увидела, что монахини уже нет, а мать сообщила, что она ушла рано и не прилегла на постель, простояв всю ночь на коленях в молитве перед образами.

Размышляя о приснопамятной монахине Алипии, мы можем сказать, что род ее подвижничества был особенный, неординарный, не укладывающийся в рамки принятых норм, ибо, что для нас сегодня значит слово «юродивый» – синоним человека со странностями. И мало кто знает, что юродство на Руси было формой христианского подвига. Благодатное озарение толкает юродивого на поступок внешне странный, но наполненный глубоким смыслом.

Различны пути, ведущие к святости. Это может быть мученичество или подвижническая жизнь, или жизнь в добровольных страданиях. «Святой любит то, что составляет сущность христианства – Крест, ценит страдание, он воспринимает его силу и знает вкус его горькой сладости» (2). Начиная с четвертого века, в монашеской среде Александрийской Церкви в лице преподобной Исидоры возникает еще один тип святости – юродство. Основанием этого крайне жестокого рода подвижничества явились слова апостола Павла: «Мы юроди Христа ради» (1Кор. 4,10). Так, в Минее 1685 года тропарь юродивым читается: «глас апостола Твоего Павла услышав глаголющ: мы юроди Христа ради, раб Твой, Христе Боже, юрод бысть на земли». В древнерусской агиографической литературе часто употребляется слово «оуродъ», например, в Печерском Патерике упоминается преподобный Исаакий Печерский, который «…поча по миру ходити оуродом ся творя».

«Сам по себе подвиг юродства не является самоцелью, о чем свидетельствуют позднейшие запреты Церкви на мнимых юродивых. Подлинно юродивые приносили не только плоть и имение свое в жертву Богу, но высшее дарование Бога человеку – разум. Такой безумный Христа ради должен был исполнять функцию общественной терапии, т.е. подвиг юродства всегда направлен вовне, на исцеление общества людей самых разных социальных сфер. Определяя этот подвиг, Евагрий в своей „Истории“ (21 гл.) говорит: „скажу и еще об одном роде жизни, который превосходит всех“, то есть называет его высшим проявлением православного подвижничества» (3).

«Юродство Христа ради… одно из проявлений любви ко Кресту… В основе этого подвига (одного из величайших, какие только могут быть доступны человеческим силам) лежит ощущение страшной виновности души перед Богом, не позволяющее ей пользоваться всеми благами мира сего и побуждающее ее страдать и распинаться со Христом. Сущность этого подвига – в добровольном принятии на себя унижений и оскорблений для достижения высшей степени смирения, кротости и благости сердечной и, тем самым, для развития любви, даже по отношению к врагам и преследователям, это – борьба не на жизнь, а на смерть не только с грехом, но и с самым корнем греха – с самолюбием, во всех его самых тайных и скрытых проявлениях. Юродивый Христа ради стремится следовать за распятым Христом и жить в полной отрешенности от всех земных благ, но он знает вместе с тем, что такое поведение грозит создать ему среди людей репутацию святости и укрепить его самолюбие, развивая в нем гордость быть избранным Божьей благодатью – самый опасный подводный камень при стремлении к святости. Чтобы его не принимали за святого, юродивый отвергает внешний облик достоинства и душевного спокойствия, вызывающий уважение, и предпочитает казаться несчастным… заслуживающим насмешек и даже насилия. Лишения, которым он себя подвергает, его героический, почти сверхчеловеческий аскетический подвиг, все это должно казаться лишенным всякой ценности и не вызывать ничего, кроме презрения. Иными словами, это – полный отказ от собственного человеческого достоинства и даже от всякой духовной ценности своего собственного существа. Но в сердце юродивого жива память о Кресте и Распятом, о пощечинах, плевках, бичевании и она то и побуждает его в любой момент переносить Христа ради поношение и угнетение. Так некоторые юродивые считали себя свободными даже от самых элементарных обязательств по отношению к человеческому обществу, к его приличиям и нравам, чтобы тем вернее бросать ему свой вызов… они предъявляли как доказательство своей отрешенности даже… видимость безнравственности (и это было даже с такими людьми, святость которых была официально подтверждена канонизацией). Юродивый Христа ради ничуть не ищет ни человеческого уважения, ни человеческой любви, он даже не хочет оставить по себе добрую память» (4).