Е. Удальцов - Послушница Божией Матери. Вырицкая молитвенница Матушка Варвара. Жизнеописание

© Е. А. Удальцов, текст, 2013

© Издательство «Сатисъ», оригинал-макет, оформление, 2020

Родилась матушка Варвара 7 ноября 1907 года в северном зырянском краю (республика Коми). Назвали ее Натальей. Три старшие сестры – Евдокия, Анна и Надежда были светлыми – в отца, а Наталья уродилась в мать – темненькая с карими глазами.

Село Пожегдин, расположенное невдалеке от красавицы Вычегды, окружали сосновые боры и могучие кедрачи. Край непуганых птиц и зверья изобиловал и рыбой, и лесными дарами. Беззаботно и радостно проходило Натальино детство. Она была любимой дочкой. Среди сестер выделялась красотой.

Семья жила зажиточно. Отец, Федор Михайлович, имел озеро, мельницу, кожевню. Родители были людьми благочестивыми, что сказывалось на всем семейном укладе. Звали они друг друга только по имени-отчеству.

Богатство не было самоцелью. За усердные труды Господь много давал, а родители не скупились делиться с односельчанами, вносили пожертвования на нужды церкви и монастыря Иверской иконы Божьей Матери. За большим обеденным столом почти всегда кормились «чужие» люди. Особенно обильно угощались односельчане в праздники. Третьяковы были одними из самых уважаемых людей на селе. Не барин был Федор Михайлович, а народ при встрече снимал шапки и кланялся.

Однажды погожим июньским вечером, когда семья вечеряла, в ворота постучали. Анюй и Найда зашлись злобным лаем. В стойле тревожно заржал Вороной.

– Кому бы это быть? – проговорила Пелагея Федоровна. – Евдокия, выдь погляди.

У ворот стояли два знакомых монаха из дальнего Печорского монастыря, Дорофей и Никодим.

– Дунюшка, дома ли родители?

– И тятенька, и маменька дома, сейчас кликну.

Вышел Федор Михайлович. Он был выше среднего роста, кряжистый, с окладистой рыжей бородой. При кротком нраве обладал недюжинной силой. Когда трелевали лес, и лошадь не могла вытянуть бревно, брался за подушку возка и вытаскивал его из «заедливого» места. По широкоскулому добродушному липу Федора Михайловича разбежались веселые веснушки. Цветом они походили на сосновую кору, которая отливала медью в лучах склонившегося к горизонту солнца. Федор Михайлович цыкнул на собак, и те послушно умолкли.

– Далеко ли, Божьи люди, путь держите? – спросил он, поздоровавшись с монахами.

– Здесь, благодетель, наш путь и заканчивается.

– Что ж, прошу в дом.

Федор Михайлович пропустил монахов и запер калитку из тесовых досок на засов. Из таких же крепких толстых тесин были сделаны и просторные ворота. «Однако, с чем же они могли пожаловать?» – подумал он и вошел вслед за Дорофеем и Никодимом.

Монахи дружно перекрестились, прочитали молитву и заключили ее словами:

– Мир и покой вашему дому, аминь.

Пелагея Федоровна захлопотала около неожиданных гостей, пригласила к столу. Федор Михайлович решил изменить планы на вечер и порадовать Дорофея с Никодимом хорошим угощеньем из свежей рыбы:

– Вы, дорогие гости, вечеряйте, а я брошу сетенку на удачу; может добрая рыбешка попадет.

Сеть он решил поставить в «своем» затоне, где любила жировать белорыбица, вкусноты неописуемой. Когда вернулся, дети уже почивали. Монахи и Пелагея Федоровна сидели в горнице и вели тихую беседу.

– Вот и хозяин, – приветствовал Никодим вошедшего. – Мы тут все дивились, Федор Михайлович, как искусно супруга ваша умеет подушки взбивать. Три подушки стоят уголками друг на друге, словно на иголочках, и не падают.

– Пелагея Федоровна многим может удивить, – ласково поглядывая на жену, ответил Федор Михайлович. – Всем ли гости довольны?

– Премного благодарны, благодетель. Не смеем больше вас тревожить, пора и ко сну отходить.

Ранним утром, да это еще и не утро было, а белая ночь, Федор Михайлович начал неторопливо выбирать сеть. Воздух был теплый, но вода еще не прогрелась, оттого и туман стоял не густой – прозрачный. От воды тянуло запахом рыбы и водорослей, который тут же перемешивался с ароматом прибрежного разнотравья. «Вот и покос на носу», – подумывал Федор Михайлович, не переставая передвигаться вдоль сети. Поплавки впереди вдруг резко ушли под воду, и Федор Михайлович почувствовал, как натянулась и задрожала сеть. Лодка слегка накренилась; что-то крупное и сильное заворочалось под водой, вздымая буруны над поверхностью. «Ну, ну, милая, не балуй, – добродушно и довольно ворчал Федор Михайлович, – Таймень или нельма?» Он был спокоен, потому что знал: редко удавалось рыбине вывернуться из сетей.