Ольга Рожнёва - Протоиерей Николай Гурьянов

Протоиерей Иоанн Миронов, которого связывала со старцем Николаем полувековая духовная дружба, рассказывал: «Любовью и простотой своей спас батюшка от закрытия Никольский храм. Пришли к нему из НКВД решительно настроенные люди и говорят: “Поступили сведения, что вы против колхозов выступаете, паству против советской власти агитируете”. Здесь нужно упомянуть, что отец Николай всегда любил все живое. У него на кухне свила гнездо ласточка, и он ее оберегал. Так вот, показал отец Николай на ласточку и отвечает: “Как я могу препятствовать такому серьезному делу, когда даже малую пташку не могу тронуть. Ваше дело – государственное, мое – духовное”. И такое эти простые слова возымели действие, что ушли они успокоенные и храм не тронули».

В 1958 году отец Николай был переведен на служение в Псковскую епархию. Мамочка его – Екатерина Степановна, с которой вместе он прожил всю свою жизнь, – соскучилась по родным псковским местам и стала проситься на родину.

В день Покрова Пресвятой Богородицы, 14 октября 1958 года, отец Николай служил первый раз литургию в храме, с которым будет связано более сорока лет его жизни, – храме Святителя Николая на острове Залита.

Более сорока лет службы в одном храме! Старец и вообще не одобрял смены жизненных обстоятельств без особой необходимости.

Он во всем учил полагаться на волю Божию: «Будет, как должно быть».

После переезда отца Николая на остров Залита ему пришлось немало потрудиться физически. Господь даровал ему золотые руки, и он все делал сам – и крышу на храме железом покрывал, и стены красил, и полы ремонтировал, и обновлял убранство храма. Конечно, у него были и помощники (в первую очередь – мама), но очень многое он все равно любил делать самостоятельно.

Игуменья Пюхтицкого монастыря матушка Варвара рассказывала: «Простота и любовь к людям, животным, растениям, ко всему, что сотворено Богом, выделяли его среди других… Когда отец Николай приехал на остров, около его домика было пустое место, напротив – кладбище с разбитой оградой и ни одного деревца. А ему так хотелось все украсить! И он из Киева, Почаева, Вильнюса, Пюхтиц собирал растения, корни кустов и цветов и сажал на острове. Батюшка с любовью ухаживал за деревцами. Тогда еще там не было водопровода, и воду батюшка носил с озера, по сто-двести ведер. Все сам поливал: и кусты, и цветы, и будущие деревья. Рядом с домом батюшка посадил хризантемы, георгины, гладиолусы. Теперь мы видим плоды его трудов: повсюду зазеленели туи, пихты, лиственницы. А где зелень, там и птицы. Сколько их наполнило своими голосами ранее пустой остров! Для них, для пташек Божиих, отец Николай устроил “столовую под открытым небом”. Чистой своей душою батюшка был близок всему, что сотворено десницей Божией».

Отец Николай с выращенными им цветами

Отец Николай говорил об острове: «А ведь до меня здесь не было птиц. Они начали селиться на острове, когда я перебрался сюда и стал кормить их».

Протоиерей Иоанн Миронов рассказывал: «Двор скромного батюшкиного домика-кельи был словно иллюстрацией к первым главам книги Бытия: каштаны, кипарисы и другие деревья, множество голубей на ветвях и крыше сидят плотно, как куры на насесте. Тут же воробьи и прочие мелкие пташки. А рядом с курами мирно прогуливаются кошки и собачка. И всех батюшка старался приголубить, угостить. У батюшки двадцать восемь лет прожила кошечка Липушка, совсем “очеловечилась”. Однажды ворону кто-то подбил камнем, так батюшка ее выходил, вылечил, и она стала совсем ручной. Каждое утро потом встречала батюшку, каркала, хлопала крыльями – здоровалась. И все кругом – и деревца, и цветы – все на острове жило батюшкиной заботой. Пчелки, мошки, жучки – все ему было не чужим. Комара даже не обидит. Все творение было батюшке по сердцу. Он всегда внимательно смотрел, чтобы ни цветок, ни деревце не повредили».

Старец делился в письме: «Движемся по хозяйству. Зеленеем. Я очень люблю растительный мир и много для него посвящаю времени».

Еще писал: «Милость Божия, что по лету запас корм для крылатых друзей. Теперь радостно моему недостоинству за моих посетителей, что они отлетают от меня сытыми. Иначе – были бы огромные слезы и неутешная печаль для меня и птиц. Особо радуют меня синицы».