Инок Никодим - Азбука спасения. Том 10

Но в таком случае, как мы можем приблизиться к Богу? Разве только так, что приблизимся к Его естеству? Но ни одно из всех тварных существ не имеет и не будет иметь какого-либо общения или близости к Наивысшей Природе. Поэтому если кто-нибудь стал близким к Богу, то он приблизился к Нему, разумеется, не благодаря естеству, но благодаря энергии. Каким образом? Как причаствующий этой энергии природным образом? – Тогда это было бы общим для всех тварей. Поэтому быть близко или далеко от Бога свойственно не тем существам, которые приближаются к Нему вследствие своей природы, но тем, которые соединяются с Ним вследствие своего произволения. А произволение присуще только разумным существам. Из всех прочих тварей только они одни становятся дальше или ближе от Бога, приближаясь к нему через добродетель и удаляясь от Него через порок. Опять же только они одни способны воспринимать либо несчастье, либо блаженство. Но мы поспешим к достижению блаженства.

Когда одна из тварей сравнивается с другой, то говорится, что она либо родственна по природе с Богом, либо чужда Ему. Родственны Божеству, как утверждается, умные природы, постигаемые одним только умом; совершенно же чужды Ему те природы, которые постигаются чувствами, а еще далее от Бога, чем эти, находятся полностью бездушные и неподвижные вещи. Таким образом, когда твари сравниваются друг с другом, то о них высказывается, что они либо родственны, либо чужды по природе Богу, но сами по себе они все чужды по природе Ему. Ибо скорее можно сказать, насколько чувство и воспринимаемые этим чувством существа отстоят от умных природ, чем высказаться относительно того, насколько далеко от Бога находится умная природа. Поэтому мы по естеству столь удалены от Бога, что, действительно, горе нам, если мы по доброму произволению не окажемся близ Него посредством благих дел и образов осуществления добродетелей.

Боговдохновенный и общий язык божественных богословов богоносный Дамаскин говорит во второй из своих богословских глав: «Желающему говорить или слушать о Боге, конечно, должно ясно знать, что из относящегося к учению о Боге и воплощении как не все неизреченно, так и не все может быть выражено речью; и не все недоступно познанию, и не все доступно ему». Мы знаем, что Божественное, о котором мы желаем говорить, превышает слово вследствие Его превосходства над всем тварным. Ибо Оно находится вне слова не вследствие Своей ущербности, но пребывает вне слова, обитающего внутри нас самих, которое мы также произносим для того, чтобы слышали другие. Поэтому ни слушающий, изъясняя сказанное, не может представить это Божественное, ни сам говорящий, исследующий Его, не в состоянии постигнуть Его собственными силами, вследствие чего нам не позволительно высказывать что-либо о Боге от самих себя, но следует обратиться к тем мужам, которые глаголят в Духе о духовном, даже если противники требуют от нас слова.

Говорят, что на наружных вратах школы Платона было написано: «Никто из не знающих геометрию да не войдет сюда». А не знает геометрии тот, кто не способен мыслить и рассуждать о неделимых вещах, как о делимых. Ведь существование предела без чего-то ограниченного пределом принадлежит к области невозможного. А геометрия почти вся учит о пределах, которые иногда определяются и представляются сами по себе, отдельно от ограниченных вещей, потому что ум разделяет неделимое. Если человек никогда не учился отделять в уме тело от того, что вокруг этого тела, то как он может внять учению о природе самой по себе? Ибо природа не только неотделима от своих природных свойств, существуя в них, но никогда не может быть и помимо них. Как может человек постигнуть универсалии, которые существуют как таковые в отдельных вещах, но выделяются из них лишь умом и рассудком и мыслятся, по крайней мере в правильных рассуждениях, предшествующими многому, хотя они вообще не имеют существования отдельно от многого.

Как может такой человек истинным образом постигнуть учение об умопостигаемых и умных существах? Как поймет он нас, утверждающих, что каждый ум имеет мысли и что эти мысли, в свою очередь, есть наш ум? Разве не будет он насмехаться и возмущенно кричать, обвиняя нас, будто мы учим о том, что каждый человек обладает двумя или более умами? Тот, кто не может слышать и говорить об этих неделимых, как о делимых, разве способен говорить или учить такое же о Боге, в отношении Которого, согласно богословам, существуют и усматриваются многие единения и различения? Но «единения господствуют над божественными различениями и преобладают над ними», не уничтожая при этом их и не будучи в чем-либо препятствуемы ими.