Дамир Мухетдинов - Российское мусульманство

Официально принятие ислама волжскими булгарами [41]состоялось в 922 г. в результате посольства багдадского халифа ал-Муктадира (908–929, 929–932), подробно описанного его участником – секретарем посольства Ахмадом б. Фадланом (877–960), традиционно фигурирующим в научной литературе как Ибн Фадлан [42]. Булгарский правитель Алмуш (кон. IX – 30-е гг. X в.) отправил перед этим посланников ко двору халифа с просьбой прислать людей, сведущих в нормах религии, способных построить мечеть и крепость для укрытия от врагов. Между тем, у Йакута ал-Хамави (1179–1229), крупного компилятора, знакомого в том числе и с трудом Ибн Фадлана, можно прочитать, что булгарский правитель уже принял ислам, отправив своих послов лишь уведомить об этом халифа и просил прислать ученых людей [43]. Интересно, что этот булгарский правитель уже достаточно рано начал чеканить собственные монеты, где было упомянуто имя халифа ал-Муктафи (902–908) [44]. Между тем, другой мусульманский автор, перс по происхождению, Ибн Русте (2-я половина IX – 1-я треть X в.), основывавшийся, видимо, на сведениях, отличных от данных Ибн Фадлана, но также принадлежавших людям, посещавшим Восточную Европу, и писавший, как теперь установлено, не ранее 913 г. [45], описывал наличие в селениях булгар мечетей и медресе с имамами и муэдзинами [46] . В этой связи важно и упоминание арабского историка ал-Масуди (ок. 896–956) булгар как мусульман в контексте событий, имевших место в 909–914 гг. [47]В присутствии послов халифа Алмуш принял имя Джафар б. Абдаллах. Имена его преемников, известные только по нумизматическому материалу, все были мусульманскими [48].

Ибн Фадлан зафиксировал у булгар некоторые особенности ритуальных практик, в частности повторение муэдзином слов икамата , что характерно именно для ханафитского мазхаба , но при этом вызвало раздражение у самого Ибн Фадлана, сказавшего булгарскому правителю, что при багдадском халифе муэдзин произносит икамат один раз. Булгарский правитель внимательно выслушал халифского посланца, но в дискуссии они согласились в том, что повторение икамата не противоречит общему мнению мусульманских правоведов. Для жителя южных широт, не привыкшего к значительному изменению продолжительности дня и ночи, было необычным то, что булгарские муэдзины в летний сезон не объявляли азан к ночной молитве ( иша ), поскольку в связи с отсутствием условия наступления времени ночной молитвы здесь его совершали вместе с молитвой при заходе солнца ( магриб ) [49].

Таким образом, посланцы халифа столкнулись не только с уже довольно адаптированными под местные условия практиками, но также и с влиянием иной правовой школы. Источником знакомства булгар с ханафитской школой мог быть Хорезмийский регион, где она получила в то время значительное распространение [50], в то время как в самом Багдаде в это время господствовала шафиитская школа [51]. Это подтверждает сам Ибн Фадлан, который видел мусульман в булгарских поселениях и, отмечая соблюдение там всей необходимой обрядности в случаях их смерти, именовал их выходцами из Хорезма. Дополнительным свидетельством первостепенного влияния хорезмийцев на развитие исламской культуры в Волжской Булгарии выступает возможность сравнения архитектуры мечетей [52].

Видимо, с исламизацией связано и развитие градостроительства у булгар. Как мы знаем из записки Ибн Фадлана, булгарский правитель просил халифа выделить средства на строительство мечети и крепости, в чем тот не смог помочь ему.

Писавший чуть позже ал-Истахри (ум. в 957 г.) говорит о существовании соборных мечетей в городах Булгаре и Суваре [53]. С этого времени также известно о начале совершения поволжскими мусульманами хаджжа . Так, ал-Масуди сообщает о визите сына булгарского правителя по пути в хаджж ко двору упомянутого выше халифа ал-Муктадира [54], т. е., стало быть, это должно было иметь место между 922 и 932 гг.

Сам факт принятия ислама правителем Волжской Булгарии, далекой северной территории, по-видимому, не вызвал интереса при дворе халифа. В 923 г., когда посольство, участником которого был Ибн Фадлан, вернулось, здесь люди были больше заняты обсуждением пойманной в Омане рыбы невиданных размеров [55]. В любом случае халиф в то время был уже не настолько силен и могуществен, чтобы иметь возможности оказать булгарам какую-либо серьезную поддержку. Между тем, по-видимому, и для самих булгар был наиболее важен, скорее, сам факт признания своего подданства халифу, чтобы таким образом юридически закрепить провозглашение своей независимости от хазар. Гораздо большее влияние на Поволжье в то время, как мы видели, оказывалось из Средней Азии, где господствовала династия Саманидов (875–999), эмиров, правивших в том числе и на севере Хорезма (с центром в г. Гургандж, он же Ургенч) и подчинявшихся багдадскому халифу на тот момент уже лишь номинально. Чеканенные последними серебряные дирхамы, например, стали прототипами булгарских монет, что свидетельствует об экономической подоплеке среднеазиатского влияния на Поволжье [56].