Юрий Григорьев - Юрий Григорьев – Сгоревшие тетради

– Понимаю. – кивнул профессор. – Вы привыкли к этому и смерть не пугает вас. Ведь она – всего лишь ваш заказчик, дающий вам работу. Ко всему человек привыкает. Обычное дело не может быть трагичным, не может быть таинственным. Оно становится мелким, неглубоким – как те полтора метра, на которые роют могилу.

– Это верно. Я много видел мертвецов, в них ничего нет страшного. Они лежат, как манекены, нет – как сброшенная одежда. Люди прячут их в землю, потому что не знают – что с ними делать?

– Но ведь что-то остаётся от человека, не может не остаться. – задумчиво сказал профессор, рассеянно глядя вдаль.

– Только не здесь. – ухмыльнулся могильщик, ткнув лопатой в землю. – Только не здесь.

Однажды у дома он встретил соседского мальчика.

Уже вечерело. Мальчишка, сидя на скамеечке, болтал ногами и смотрел в небо. Поздоровавшись, профессор присел рядом.

– Красиво, правда? – он кивнул на небо, цветущее звёздами. – Умеешь различать созвездия?

– Не-а. – болтнул головой мальчишка. – Только Большую Медведицу знаю, мне папа показывал. Во-он она. – он ткнул пальцем в небо. – Только какая же это медведица, так – ковшик какой-то. У нас на кухне такой висит.

Профессор улыбнулся.

– Тут, брат, фантазия нужна. Это ведь древние люди назвали. А древние люди любили небо, любовались им, заселяли его своей фантазией. Кого они только не поселили на небе: и медведи, и лиса, и собака, и вол, даже дракон – все там.

– Ух, ты! Целый зоопарк получается.

– Да, а ещё люди, герои античные и вещи самые разные: лира, крест и даже корабль.

– Но это же всё придуманное?

– Придуманное? Конечно, придуманное. Всё на свете кем-то придумано. И небо, и земля, и я, и ты.

– Я знаю. Это всё Бог придумал.

– Ну… – замялся профессор. – Можно и так сказать. А только и люди тоже творят мир. Не только руками, но и мечтой своей. Всё, что хорошо придумано, обязательно начинает жить. Это, брат, обязательно. Главное, очень захотеть и очень верить в свою мечту… Fortis imaginatio generat casum.

Он потрепал собаку, сидевшую у ног, и снова глянул в небо.

– Да… Хочешь я открою тебе один секрет?

Он разглядывал звёзды, как старых знакомых.

– Люди видят на небе прекрасную картину. Но на самом деле это – тайная книга. И тот, кто сумеет её прочитать, станет самым мудрым человеком на земле.

– Да ну! – выдохнул мальчишка и с любопытством посмотрел вверх. – А что там написано?

– Не знаю. Но думаю – что-то очень важное. Такое, о чём мы не смели мечтать. Может быть, тайна бессмертия.

Он наклонил голову и задумчиво прочитал:

«Бессмертным никто ещё не был,

И лишь над могильным крестом

Бездонное, звёздное небо

Скрывает бессмертья закон.»

Поднял голову, смущённо улыбнулся и сказал:

– Ну ладно, беги домой. А то тебя мамка заругает. Да и мне пора.

Многолетний труд близился к завершению. Осталось несколько уравнений.

Все полы в доме были покрыты исписанной бумагой. Рабочий стол был завален бумагой. Профессор ходил по бумаге из угла в угол, что-то бормоча и доказывая себе. Собака лежала на бумаге и всё также преданно смотрела на хозяина.

На закате профессор ставил чайник и, набрав полную флягу чая, подымался на чердак, как на небо. В гости к звёздам – он говорил.

Так было и на этот раз. Поднявшись на чердак, он открыл откидную дверцу на крышу, служившую окном, и уже хозяйским взглядом окинул сияющие миры. Улыбнулся и, привычным движением пододвинув табуреточку, уселся перед подзорной трубой.

Лохматая собака легла у ног и дремала, пока профессор вертел свою трубу и что-то записывал. Иногда, увлекаясь, он рассуждал сам с собой вслух и голос его звучал странно в тишине.

– Боже мой, какая бескрайность миров! И наша Земля – песчинка, потерянная в пустынях космоса. А я, песчинка на этой Земле, пытаюсь постигнуть всю необъятность вселенной, больше – пытаюсь потребовать у неё ответа и верю, что крохотный свет моей души также негасим, как эти великие звёзды.

– Невероятно – неужто я просто безумец? С чего я решил, что кто-то мне должен ответа, что кто-то меня отличает от камня, лежащего на дороге?.. И если мне больно, – кому до этого дело? Может, и камню больно, но мы не слышим его каменных стонов. Мы не слышим предсмертные крики травы, подсекаемой косарём, как не слышим хруст под ногой раздавленных муравьёв. И кто сказал нам, что их отчаяние и боль – меньше наших?

– Нет, дружок. – говорил он собаке. – Я не жду бессмертия для себя и не верю в людских богов. Я знаю, – твоя собачья душа должна быть также бессмертна, как моя. Как бессмертен каждый листок на любом дереве, каждый цветок, каждый стебель травы. И если это невозможно, – я отказываюсь от бессмертия. Пусть исчезну без следа, пусть рассыпятся в прах мои вера и страх, мои мысли, мечты и надежды. Бессмертие может быть только – одно на всех. В одиночку нельзя быть бессмертным.