Татьяна Рувелли - Мир духовного опыта

Ещё одна важная аксиома Ильина гласит о религиозной автономии: «иметь же в самом себе корень религиозной веры – значит быть религиозно-автономным духом» 18 18 Ильин И. Аксиомы религиозного опыта. М. 1993. С. 65 . Именно к автономной вере, как замечает Ильин, всегда стремились великие подвижники, воспитывая в себе цельность и независимость духовной личности. Авторитет традиции, её принуждение к строго очерченному мироощущению лишает жизненной силы личное общение с Богом, мешает человеку воспринять свежее духовное веяние.

Конечно, нельзя забывать о необходимости внутренней чистоты автономно ищущего и переживающего Божественное откровение, о его стремлении к подлинной встрече, а не к её легкодоступной подделке. Ильин заостряет внимание на том, что «автономия священна именно как ограда личной духовности, а не как мнимое право на религиозный произвол, на «мистическое» беспутство, на экстатическое буйство или паталогическое извращение» 19 19 Там же. С. 111 .

Одинокость религиозного опыта и его автономия не означают абсолютной оторванности или отказа от традиции, предельной замкнутости в мире собственных переживаний. Обе эти аксиомы осуществимы в поле традиции, однако они также обосновывают право на индивидуальный духовный путь и его независимость от фиксированных стандартов организованной религии.

Уникальность мистического опыта каждого из нас не теряется и в универсальном опыте, сплавляющем воедино людей разных эпох и культур. Здесь мы встречаемся с одним из множества парадоксов духовной жизни, которые будут сопровождать нас по всему нашему пути. Универсальность духовного опыта не стирает его исключительность для каждой отдельной души – эти свойства сосуществуют. Несмотря на то, что христианин, суфий, дзэн-буддист и индийский отшельник переживают уникальное чувство близости с Неведомым, их мистический опыт имеет некую единую, насыщающую душу основу. Такова неизбежная радость парадокса – в духовной жизни мы неминуемо одиноки и в то же время едины со всем человечеством в своём сокровенном переживании Божественного бытия.

Теперь пора рассказать о той особой атмосфере, в которой духовный опыт пронзает будничную реальность сознания. К баловню судьбы он приходит без всяких условий, как нежданная благодать, но обычно его посещение прихотливо, чем объясняется существование множества духовных практик, нацеленных на его достижение. Суть их сводится к возделыванию в себе сада для этого таинственного цветка. Обитающий в неведомых краях, манящий, но труднодоступный, он может взрасти лишь на плодородной почве, окружённый великолепием сада, в котором садовником он избран на царство. Каким же должен быть сад, чтобы в нём пророс желанный цветок? В чём секрет проницаемости мистика для духовной реальности?

Было бы опрометчиво создавать единую формулу для взращивания диковинного цветка мистического опыта. И всё же можно найти два условия его прорастания: совершаемое нами усилие, приводящее нас на путь метода , и предопределение свыше, вторгающееся независимо от целей и ожиданий души (а иногда и вопреки им) и выбирающее для неё путь сладостного плена. В конце концов мы увидим, что оба эти условия сводятся к одному, но пойдём по порядку.

Путь метода предполагает целенаправленные усилия со стороны человека, желающего соприкоснуться с Божественным. Вспомним слова Христа: «Царство Небесное силою берётся, и употребляющие усилие восхищают его» 20 20 Мф 11:12 . В каждой религиозной традиции издавна существовали духовные практики для обретения связи с Высшим Началом, но, по большому счёту, основой каждой из них является созерцание. Именно эта универсальная способность сознания стоит во главе угла духовного делания каждого паломника в Неведомое, независимо от того, христианин он, буддист или свободолюбивый странник.

Созерцание – это глубокое, самозабвенное вглядывание, рождающееся в предельной тишине ума и исходящее от молчаливого существа внутри нас. Это однонаправленная, непоколебимая обращённость сознания на интересующий его объект. Истинный созерцатель становится неотделимым от созерцания, забывая в нём самого себя. Молитва, перерастающая прошение о личном, и являющая собой соприсутствие Богу или пламенное взывание к этому соприсутствию, становится созерцанием. Медитация – не что иное как созерцание. Молитвенное повторение имени Бога (зикр в исламе, джапа в индуизме или Иисусова молитва в христианстве) также претворяется в созерцание, если сознание всецело проникнуто именем Бога.