Василий Беленников - Русский лес

Ты только попробуй, что получится… Потешь князя да гостей честных. Улетишь – хорошо! Не улетишь – никто не взыщет. Пальцем тебя никому не дам тронуть, слова худого про тебя сказать никому не дам! И накормлен будешь, и напоен. Ещё и приплачу в придачу. Только уважь, потешь. Сам знаешь, у князя праздник сегодня большой. Пир горой! Уходит наш князюшка на покой. Владение передаёт старшему своему. Я у князя в большом долгу. Всей жизнью своей, всем своим состоянием ему обязан. А там, не ровён час, и молодому ещё послужить придётся. Сам знаешь, у меня – вся жизнь бои, сражения. И я, воевода, за тобой, простолюдином, битый час хожу, уговариваю. Ты пойми хоть это.

– Это-то я понимаю…

– У меня, пойми, вся жизнь ! а тебе делов-то – на полчаса! Не могу я не позабавить старого, не повеселить молодую чету новую.

– Не могу и я так-то, – страдальчески, руки к груди, извинялся парень.

– Опять «не могу». Да ты не отказывайся заранее. Тут вот, на базаре, попробуй хотя бы. Сведай, а потом будешь отнекиваться. Взятки – гладки… А как же?! Все так делают. Вон хоть бы те же лицедеи.

Эта пара – воевода за оборванцем – сама того не замечая, давно ходила по кругу. По одним и тем же рядам. Стайка вездесущих мальчишек давно уже следовала за ними по пятам. К ним же присоединялись зеваки, праздный люд – воевода пользовался всеобщим вниманием и уважением. Шёпотом, из уст в уста, передавалось как уже давно и окончательно решённое: «Сейчас летать будет!» Эта новость своей невероятной абсурдностью цепляла мёртвой хваткой всё новых и новых потенциальных зрителей-свидетелей. И вольно-невольно! Предполагая необходимые условия предстоящего действа, толпа сама уже искала площадку попросторней «для полёта», выбираясь, как пчелиный рой, с торжка-улья, прибиваясь к будке надзирателя у приворачивающего тракта. Торговые ряды на глазах редели. И, довольно быстро, с половину этой толчеи народной превратилось в заинтересованных зевак. И стар, и мал, сословий разных и разного достатку, объединила одна забота, один интерес. И всех поголовно донимало любопытство, уговорит – не уговорит, попробует – не попробует, полетит – не полетит. Последнее-то, конечно, навряд ли что … Но всё равно. Вот будет потеха-то! Представление! Это вам не скоморохи… Это жизнь! Настояшша ! Вот это будет фокус, да! Поте-е-еха!..

На торжище гулу поубавилось. Можно даже сказать, стало тихо. Всё действие перетекло на прилегающую площадь. Здесь разговоры велись уже в полутонах и уже только об одном.

– Да нет, конечно! Куда?!

– А вдруг…

– Да что вы, с ума посходили, что ли?

– Дак…

– Не-ет! Ну что вы?..

– Так, говорят же, летал…

– Где он там летал?! В мыслях, разве…

– Не в мыслях, а силой мысли, – не глядя на собеседников, вставлял какой-то сведущий умник.

– Да ну, какой там «силой мысли». Так любой оборванец взбрендит летать-порхать над нами. Нам на головы гадить, всем…

– Ага, соберутся вот так в стаи и полетят в жаркие да сытные края.

…А мы тут останемся зимовать… – смеялись.

Толпа самопроизвольно внутренне разогревалась любопытством. Люди достойные, достопочтенные, имеющие слово и вес, уже начинали нетерпеливо, не прошено, вносить свою лепту, помогая воеводе, – совестить Игра. Хоть сам воевода в помощи и не нуждался. Он хорошо знал своё дело – всю жизнь при дворе!.. При княжеском дворе! Где люд всё разный и к каждому нужен был свой подход. А иначе не выжить, не удержаться. И видя, как всё больше бледнеет перечёркнутый крапивным шнурком, ремесленно притесняющей лён длинных волос, лоб богомаза-бродяги, Ганза понимал – дело уже сделано! Вопрос времени!..

Толпа, вся уже, вывалила за ограду торжища к коновязи. Здесь Ганзу и Игра окружили со всех сторон в кольцо. Не давая никакого другого исхода, как только … «пробовать». Причём проезд по тракту оказался перегорожен тоже.

Толпа напирала:

– Ну, чего кота тянуть за хвост?!

– Давай!

– Ну, ты хоть попробуй, паря…

– А то мы, в случае чего, можем и помочь… «Полетишь» – закувыркаешься!

– Ну, давай! Чего уж…

Игра, уже, не спрашивая, подтолкнули к, «для удобства» спроворенной, стремянке в небо – подняли под руки на пустую перевёрнутую кадушку из-под солёной рыбы.

Последнее, что увидел богомаз, теряя чувство реальности происходящего, как внимательно смотрит на него большими зелёными глазами молодица поверх частокола рыночной ограды. Как последнюю вспышку сознания, вмиг рассмотрел он эти зелёные глаза, бледность лица, ушки, просвечивающие розовым при низком ещё, утреннем солнышке.

Читать дальше