преподобный Ефрем Сирин - Собрание творений. Толкование на Пятикнижее

Сказав о наготе прародителей, которая при небесной одежде была благообразна и не служила поводом к стыду, Моисей обращается к повествованию о хитрости змия и говорит: Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог (Быт. 3, 1). Змий был хитрее бессловесных животных, которыми управлял человек, но если и превосходил хитростью ту степень, на какой поставлены звери, то не следует отсюда, что он возвышался до степени человека. Змия Бог сотворил хитрее бессловесных скотов и лукавее неразумных животных, но поскольку не было у него разума, то ясно, что он не имел и мудрости человеческой. Адам превосходил змия и по самому образу сотворения, и по душе, и по уму, и по славе, которой он был облечен, и по месту жительства своего, а потому видно, что он безмерно выше змия и по хитрости. Адам превосходил мудростью всех зверей, потому что Бог поставил его владыкой и правителем их; он был хитрее всех, потому что всем нарек имена. Как израильтяне не могли без покрывала смотреть на лицо Моисеево, так животные не могли взирать на светлый облик Адама. Потупившись, проходили они перед ним, когда он нарекал им имена, потому что глаза их не могли смотреть на его славу. Итак, хотя змий был хитрее всех зверей, однако он был как неразумный перед Адамом и Евой, владыками зверей.

Сказав о хитрости змия, Моисей обращается к повествованию о злокозненном приближении его к Еве и говорит: И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? (Быт. 3, 1). Змий говорил, и то было или свойственное змию шипение, которое понимал Адам, или в змие говорил сатана, или змий по собственному побуждению испросил себе дар слова, или сатана испросил Бога дать этот дар слова змию на время. Но искусительное слово не ввело бы в грех искушаемых, если бы руководством искусителю не служило собственное их желание. Даже если бы не пришел искуситель, то само древо красотой своей ввело бы их в борьбу. Хотя прародители искали себе извинения в совете змия, но больше совета змия повредило им их собственное желание, ибо сказано: И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно… и взяла плодов его и ела (Быт. 3, 6). А если жена побеждена красотой дерева и приятностью плодов его, значит, не советом, вошедшим в слух ее, она побеждена, но введена в преступление пожеланием, обнаружившимся в ней самой. Но поскольку заповедь была дана для испытания, то появился удобный случай прийти искусителю.

Что сотворено в раю и вне рая, все это Бог дал человеку по благости и ничего не требовал от него за то, что сотворил, но украсил и облек его славой. Что только ни было в раю, на земле, в воздухе и водах – все это дано человеку по благости, но одно только дерево отнято у него по правде.

Когда Бог творил человека, Он не сделал его смертным, но не создал и бессмертным, чтобы сам Адам соблюдением или преступлением заповеди от одного из двух деревьев приобрел себе то, чего захотел бы. И хотя Бог сотворил древо жизни, но скрыл его от Адама, во-первых, для того, чтобы красотой своей оно не вводило прародителей в борение и не усугубило борьбы, а во-вторых, не должно им было находить себе причину для сохранения заповеди Незримого в той награде, которая была у них перед глазами. Хотя по благости Бог все дал прародителям, но бессмертную жизнь, которая приобреталась вкушением плодов древа жизни, восхотел даровать им по правде. Потому дал им лишь заповедь, и она не была так велика, не могла равняться преизбыточествующей награде, приготовленной им. А запретив вкушать плоды одного дерева, чтобы они находились под заповедью, Бог отдал им весь рай, чтобы они не были принуждены к преступлению закона недостатком в пище.

Но хотя, как сказал я, испытание и было необходимо, тем не менее Бог не позволил сатане послать для этого к Адаму какого-либо ангела, или серафима, или херувима. Не позволил Он также сатане и самому прийти к Адаму в Эдемский сад в образе человеческом или божественном, как приступал он к Господу нашему на горе. Не пришли также к Адаму какие-либо большие или лучшие звери, бегемот и левиафан, не пришли и другие звери или животные чистые, чтобы не послужило это ни малейшим извинением для преступивших заповедь. Но позволено было прийти к ним змию, который хотя и хитер, но безмерно презрен и гнусен. Змий, приступив к людям, не сделал никакого действительного чуда, не принял даже на себя ложного вида, но предстал в том виде, какой имел: предстал пресмыкающимся, с поникшими долу глазами, потому что не мог взирать на сияние лица той, которую хотел искусить. Не пришел он, от страха, к Адаму, но пришел к Еве, чтобы скорее склонить ее к вкушению плодов того дерева, с которого запрещено было вкушать, пока она еще не вкусила дозволенных ей плодов с тысяч и десятков тысяч других деревьев. Не вкусила же она не потому, что постилась, но потому что ею еще не овладел голод, потому что она была только сотворена. Конечно, змию не запрещалось идти с такой поспешностью к Еве, ибо эта-то поспешность змия не служила в его пользу. Он пришел в то время, когда едва сотворенная Ева не знала еще, что такое голод, и красота дерева не возбуждала в ней борьбы пожеланий. Итак, поскольку Ева не чувствовала голода и дерево не вводило ее в борьбу, то змию не запрещалось стать ее искусителем, потому что если бы Ева победила в кратковременной брани и в недолгой борьбе и змий и кто был в змие подверглись бы тому наказанию, какое и понесли, то Ева и ее муж вкусили бы плодов жизни и приобрели жизнь вечную, приняв по правде то бытие, какое было им обещано, – они по правде стали бы обладать всем тем, что прежде им даровалось по благости.