Всем нам небезызвестно, как много бедных, больных, страждущих, несчастных томятся своей жизнью и самым бедственным своим положением, красноречивее всяких слов умоляют нас о сострадательной помощи. Не отвращайте взоров своих от бедствующих и помогайте, чем можете, – состраданием, советом, утешением, вразумлением, посильным подаянием вещественной помощи. Вспомните, как поступали святые угодники, отыскивавшие страждущих и посещавшие их в хижинах, холодных подвалах, в заключениях и на местах казни. Только не делайте благотворительность явной, не объявляйте о том, куда послали и кому ее дали. Это уже не милостыня христианская, а осужденное фарисейство, трубой на площадях и жилищах возвещающее о своем человеколюбии для того, чтобы прославиться между людьми. Такая милость есть своекорыстный, тонкий расчет, которым гнушается Господь; такая милость – плевелы, засаривающие собой на Божьем поле чистое пшеничное зерно.
Тяжелые предрассудочные соображения иногда воспрещают благостыне идти правильным назначением. Многие говорят: если священник и левит проходят со спокойной душой мимо бедных и слабых, то почему я должен обращать на них сердолюбное и деятельное внимание? Уже по тому одному, что каждый из нас может попасть в тяжелую беду – если не сам, то дети наши… Вот почему в книге Библии сострадательный нищелюбец Товит заповедовал своему сыну: «О, не отвращай лица твоего от нищего, и от тебя не отвратится лице Божие» (Тов. 4. 7).
Некоторые из нас только добры и любящи на словах; они готовы пролить слезы нежной чувствительности, читая какой-нибудь рассказ о несчастных страдальцах, но в действительной жизни они сторонятся их. Их сердце затворено каменной дверью, а самое сердце сделалось тверже металла и многоценных камней, хранимых ими в банках и несгораемых своих сундуках. На бедных они смотрят с брезгливостью.
Что сказать о таковых? Ап. Иоанн Богослов о таких людях сокрушался, говоря: «Братия, не любите словами или языком, но делом и истиною». (ср. 1 Ин. 3. 18).
Ради Бога и Спасителя, слушатели благочестивые, идите и творите такожде, как добрый самарянин. Будьте благотворительны и милосердны; помогайте бедным с радушием. Это заповедовал нам не закон, писанный человеческой рукой, а наш Христос: Ему слава и честь и поклонение в милосердии и сострадании нашем, пока мы живы, пока в сердце не умерла Божественная искра любви. Аминь.
Слово в неделю 26-ю по Пятидесятнице Притча о безумном богаче
Лк. 12. 16–21
И сказал им притчу: у одного богатого человека был хороший урожай в поле;
и он рассуждал сам с собою; что мне делать? некуда мне собрать плодов моих?
И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю бóльшие, и соберу туда весь хлеб мой и все добро мое,
и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись.
Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?
Так [бывает] [с] [тем,] кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет.
«Что сотворю, яко не имам, где собрати плодов моих» (Лк. 12. 17). Вот какое горе, – дума и забота! Поля богатому человеку принесли обильный урожай. Богач не знает, куда девать плоды.
Ангел-хранитель говорит ему голосом совести: оставь свою думу. Взгляни вокруг, – сколько людей, обремененных семьями, сколько одиноких нищих, томимых голодом! Раздели между ними хоть те плоды, которые не вмещаются в житницах твоих, – сколько несчастных ты облагодетельствуешь, какую радость им доставишь, какую умилительную благодарность получишь!
Ангел ожидал. Совесть, сказав ходатайство за бедных и голодных, замолчала. Стал говорить с богачом диавол голосом страсти: «Построй новые просторнейшие житницы, собери туда все добро свое. Будет приятнее тебе» (ср. Лк. 12. 18).
И разрешил свою думу богач последним советом. Стало ему весело; он стал мечтать; «я скажу, – говорил он, – скажу душе моей: душа! Много лежит у тебя добра на многие годы; покойся, ешь, пей и веселись; кажется, на земле нет желания, которое я не мог бы привести в исполнение. Праздное спокойствие, веселье, наслаждение – впереди на многие и многие годы!»
Но снова стала говорить совесть, по внушению ангела-хранителя. Теперь голос совести стал строгим. Каждое слово звучало как бы упреком, ужасало: «Безумный! Богу так угодно: в эту же ночь ты перестанешь желать! Завтра в этот час ты будешь холоден, как камень, лежащий на сырой земле, потому что будешь мертвецом! А “яже уготовал”, кому будет?»
Читать дальше