Рональд Данн: Когда небеса молчат

«Я сказала, что мы не купили шарик».

«Что?»

«Шарик. Ты обещал купить мне шарик».

Конечно, она была права: утром когда мы только приехали в этот злосчастный парк, там у входа какой–то клоун продавал воздушные шары. Ким попросила купить ей хотя бы один, но я сказал ей, что нам предстоит целый день бродить по разным аттракционам, так что она наверняка его потеряет. А вот на обратном пути мы обязательно купим ей шарик. На обратном пути клоуна у входа уже не было, да и, честно говоря, я даже не вспомнил о нем, как, впрочем, и сама Ким.

А теперь я хочу напомнить вам, что вся эта история происходила довольно давно. В те времена я был намного моложе и намного менее духовно зрелым человеком, чем сейчас. И я не выдержал. Я сорвался.

Я резко затормозил, свернул на обочину. Развернувшись лицом к детям, я повторил свой вопрос: «Что ты сказала?».

«Мы не купили шарик. Ты обещал…

«Послушайте! — возопил я, вырывая из сна и ее младших братьев. — Я целый день проторчал в этих «Шести флагах»! Я протранжирил сотню баксов! Через пять часов мне уже вставать и идти в церковь, а все, что ты мне можешь сказать: мы не купили шарик!

Я не услышал от вас ни слова благодарности: спасибо, папа, какой чудесный был сегодня день; спасибо за то, что потратил на нас целых сто долларов и спасибо тебе за гамбургеры!».

И я ведь был прав!

«Я так старался, а у вас все впечатления свелись к тому, что мы, видите ли, не купили какой–то дурацкий шарик!»

Кай тоже уже проснулась. Она гладила меня по плечу и пыталась успокоить, убеждая не переживать.

И, в принципе, не о чем было переживать, наверное. Но, в конце–то концов, вы в лепешку разбиваетесь ради ваших детей, а они только и могут вспомнить, что чего–то недополучили.

Быть может, потому мы и зовем их детьми.

Я все время ищу подвох в этом стихе.

Я перечитал все либеральные комментарии, сравнил все имеющиеся переводы, досконально изучил структуру этого предложения и значения каждого слова в греческом оригинале в надежде отыскать хоть какую–то неувязку. Я хотел доказать, что на самом деле в этом стихе говорится не о том, о чем кажется. Именно по этому стиху я проповедовал три дня спустя после похорон нашего сына. К тому времени я прочел не одну проповедь на эту тему, но тогда мне это было неважно. Я всегда считал, что вы не имеете право восклицать на похоронах «Слава Тебе, Господи!», если только в гробу лежит не ваш близкий или родственник. Думаю, что к этому месту Послания применим тот же принцип. Поэтому мне было довольно легко проповедовать в тот вечер в Канзас Сити.

Но это не было так же легко и в дальнейшем. Когда в вашей жизни случается трагедия, вам кажется, что это самое страшное, что могло произойти, вы заплатили справедливую цену и теперь в расчете. Однако на своем собственном опыте я убедился, что это далеко не так. Вам вновь и вновь приходится раскошеливаться но крайней мере, создается такое впечатление. Смерть Ронни была лишь одной из многих смертей, последовавших за ней, не всегда физических, но не менее реальных и ничуть не менее болезненных и горьких.

И вдруг я осознал всю серьезность и всю глубину этого стиха, который, на первый взгляд, дает слишком громкое и сомнительное обещание. Павел говорит, что, если мы любим Бога и призваны Им по Его же соизволению, то все — не кое–что и даже не большая часть, а все — содействует нашему благу. «Знаем», — говорит Павел, и говорит с уверенностью. Это не личные догадки знаменитого апостола. Мы точно знаем, что так и будет.

Самая большая опасность при толковании этого стиха лежит в его романтизации, излишнем упрощении. Люди вырывают его из контекста, не замечая, о чем говорится в предыдущих стихах — а они вопиют о страдании.

Апостол Павел не утверждает, что все, что случается с христианином, — это однозначно благо. В нашей жизни происходит немало плохого. Но все, что ни случается, все обязательно обернется к лучшему. Никакие несчастья не смогут отвести от нас то доброе, что уготовил для нас Господь. [89] J. В. McBeth, Exegetical Commentary on Romans (Shawnee: Oklahoma Baptist University Press, 1937), p. 198.