Джидду Кришнамурти - Полёт орла

Легко увидеть в самом себе активность поверхностного ума, с его заботами о хлебе насущном, с его технологическим, научным, стяжательским знанием. Мы наблюдаем, как конкурируем друг с другом на работе, мы наблюдаем поверхностные процессы в своём собственном уме. Но есть скрытые уголки, никогда ранее нами не исследованные; мы даже не знаем, как проводить такое исследование. Если мы хотим осветить их светом ясности и понимания, мы или читаем книги, которые описывают нам эти моменты, или идём на приём к психоаналитику или идём к философу. Сами же мы не знаем, как взглянуть на них; хоть мы и способны наблюдать внешнюю, поверхностную активность ума, но мы явно не способны заглянуть в ту глубокую, в ту потайную пещеру, в которой скрывается всё минувшее. Может ли сознательный ум, с его позитивными желаниями и притязаниями, проникнуть в глубинные уровни своего собственного бытия? Я не знаю, пробовали ли вы это, но если пробовали, делая это достаточно настойчиво и серьёзно, вы могли обнаружить огромный пласт прошлого, расовую обусловленность, религиозные внушения, барьеры, разделения; всё это спрятано там. Кажущаяся случайность мнений исходит от этих прошлых накоплений, которые, по существу, базируются на старом знании и опыте прошлого, с их разнообразными формами умозаключений и мнений. Может ли ум наблюдать всё это, понимать это и подняться над этим, выйти за его пределы, так, чтобы никакого разделения не было бы вообще?

Это важно, поскольку мы обусловлены так, что смотрим на жизнь фрагментарным образом. И пока эта фрагментация продолжается, существует потребность самоосуществления: «я» жаждет осуществиться, достичь, соперничать, «я» жаждет удовлетворить своё честолюбие. Именно эта фрагментация жизни заставляет нас быть одновременно индивидуалистами и коллективистами, заставляет нас быть озабоченными собой эгоистами, стремящимися слиться с чем-то большим, но так, чтобы оставаться отдельными. Именно этот глубокий раскол в сознании, во всей структуре и природе нашего бытия ответственен за раскол и фрагментацию в нашей деятельности, в наших мыслях, в наших чувствах. Поэтому мы разделяем жизнь и то, что зовётся любовью и смертью.

Возможно ли наблюдать движение прошлого, которое является бессознательным? — если можно использовать слово «бессознательное», не придавая ему особого психоаналитического смысла. Глубокое бессознательное есть прошлое, и мы действуем, исходя из него. Так что есть деление на прошлое, настоящее и будущее — то есть время.

Всё это, возможно, звучит довольно сложно, но это не так; всё проясняется, если посмотреть внутрь самих себя, понаблюдать за собой в действии, понаблюдать за работой своих мнений, своих мыслей, умозаключений. Когда вы смотрите на себя критически, вы можете видеть, что ваши действия основаны на каком-нибудь прошлом выводе, формуле или стереотипе, которые проецируют себя на будущее в виде идеала, и вы действуете в соответствии с этим идеалом. Так что прошлое всегда действует вместе со своими мотивами, умозаключениями, формулами и рецептами; ум и сердце перегружены воспоминаниями, которые формируют нашу жизнь, внося в неё фрагментацию.

Можно спросить, способен ли сознательный ум заглянуть в подсознательное настолько полно, что станет понятным всё его содержимое, которое является прошлым? Это требует способности к критике, не самоуверенного критицизма, требует того, чтобы человек наблюдал. Если человек действительно бдителен, это разделение, этот раскол целостности сознания прекращается. Такое пробуждённое состояние возможно лишь тогда, когда имеет место критическое самосознание, свободное от суждений.

Наблюдать — значит быть критичным; быть критичным не в смысле использования критики, основанной на оценках и мнениях, но быть критично-бдительным. Но если эта критичность является личной, отягощённой страхом или какой-либо формой предубеждения, она перестаёт быть подлинно критичной, а становится просто фрагментацией.

То, что интересует нас сейчас, — понимание всего процесса, всей целостности жизни, не отдельного её фрагмента. Мы не спрашиваем, что нам надо делать с какой-то частной проблемой, скажем, с социальной деятельностью, безотносительно к единому процессу жизни; мы стараемся выяснить, что включает в себя понимание реальности, существует ли эта реальность, безмерность, вечность. Именно это целостное, тотальное восприятие — не фрагментированное восприятие — является предметом нашего интереса. Такое понимание всего движения жизни как единого целостного действия возможно лишь тогда, когда из всего нашего сознания исчезают собственные концепции, принципы, идеи и такие расколы и разделения, как разделение на «я» и «не-я». Если это ясно — и я надеюсь, что это так, — то мы можем двигаться дальше, чтобы выяснить, что значит жить.