Святитель Григорий Палама. - СВТ. ГРИГОРИЙ ПАЛАМА. СТО ПЯТЬДЕСЯТ ГЛАВ.

Об этих общеизвестных категориях аристотелевской логики см.: Целлер Э. Очерк истории греческой философии. M., 1913. С. 173–174 (здесь автор, кстати, говорит: «Аристотель уверен в полноте этого перечисления, но у него нельзя найти определенного принципа для выделения этой таблицы категорий; кроме того, категории обладания и положения называются только в "Категориях" и в "Топике", во всех же позднейших перечислениях отсутствуют»).

Данное парадоксальное с точки зрения формальной логики выражение (ουσία ύπερούσιας, или — «сверхсущественная сущность») встречается у Дионисия Ареопагита, который говорит о Боге так: «Никакой мыслью превышающее мысль Единое не постижимо; и никаким словом превышающее слово Добро не выразимо; Единица, делающая единой всякую единицу; Сверхсущественная сущность». Дионисий Ареопагит. О божественных именах. О мистическом богословии. СПб., 1994. С. 15–17.

Данный термин (πρόβλημμα, или — «изведение») св. Григорий Палама употреблял выше (см. главу 96 и примеч. 90). Помимо св. Григория Богослова, его использует и преп. Иоанн Дамаскин, который говорит: «Слово же есть воипостасиое порождение, потому Оно и есть Сын, а Дух — воипостасное исхождение и изведение от Отца, Сыновнее, но не от Сына, как Дух уст Божиих, слово возвещающих». Преподобный Иоанн Дамаскин. Христологические и полемические трактаты. Слова на Богородичные праздники. М., 1997. С. 222.

Или: «некоей псевдо–акциденцией» (συμβεβηκός πως τις). Данные мысли св. Григорий Палама более пространно развивает в специальном сочинении против Акиндина («Антирретике»), где он, в частности, замечает, что в Боге случайное свойство [вообще] не наблюдается (συμβεβηκός δέ τω Θεώ ουδέν ένθεωρειται), поскольку эта акциденция есть нечто либо приобретенное, либо изменяемое, а подобного приобретения или изменения нельзя усмотреть в Боге. См.: ΓΡΗΓΟΡΙΟΥ TOY ΠΑΛΑΜΑ. ΣΥΓΓΡΑΜΜΑΤΑ. ΤΟΜΟΣ Г.' ΘΕΣΣΑΛΟΝΙΚΗ, 1970. Σ. 443.

Подобным образом, как кажется, можно перевести фразу: ανυπόστατος εσται τελέως και διανοίας μόνον θεώρημα. Слово ανυπόστατος (букв, «неипостасное, безипостасное») обозначает в данном конкретном случае именно отсутствие самостоятельного бытия. Примечательно, что в анонимном сочинении «О сектах», приписываемом Леонтию Византийскому, говорится, что это слово имеет два основных значения: им обозначается либо то, что вовсе не существует (τό μηδαμώς ôv), например, трагелаф (мифическое животное — козлоподобный олень), либо то, что в другом обретает свое бытие (ипостась) и не существует само по себе (τό έχον έν έτέρω την ύπόστασιν, και μή καθ' έαυτό ύφιστάμενον), примером чему служат акциденции (τα συμβεβηκότα). См.: PG 86, 1240.

Это выражение (ό καθόλου λεγόμενος άνθρωπος) подразумевает родовое понятие «человек».

Данное высказывание св. Григория Паламы может пониматься неоднозначно, особенно слова: «человек существует в бесчисленных ипостасях» (είν αιτον άνθρωττον ενύποστάσ εσιμυρίαις). Под «человеком» здесь можно понимать (как понимаем мы) «человека вообще», который обретает свое реальное бытие в конкретных личностях или ипостасях; но, возможно, здесь речь идет о конкретном человеке и тогда слово «ипостаси» обозначает различные аспекты его личности, связанные с проявлением различных энергий. Указанное высказывание Паламы, вероятно, связано с тем нюансом его богословия, который отец Иоанн Мейендорф определил так: «Хотя они и не существуют вне ипостасей и собственных ипостасей не имеют, энергии могут называться ένυπόστατοι или ύποστατικαί постольку, поскольку эти термины сохраняют свой этимологический смысл, относящийся к действительному и постоянному существованию, а также особый смысл, приобретенный в христианском богословии, — смысл персонализированного существования». Протопресвитер Иоанн Мейендорф. Жизнь и труды святителя Григория Паламы. СПб., 1997. С. 293–294.

См. примеч. 144.

Ср. одно наблюдение Г. А. Острогорского: «Греческо–христианское мышление я бы назвал в существе своем антиномичным. Греческая догматика сплошь покоится на положениях, логически друг друга исключающих и уничтожающих, мысля теологически единым то, что логически является множественным, и, наоборот, мысля теологически множественным то, что логически едино. Только этот род мышления, незнакомый и недоступный как большинству современного человечества, так и представителям всех главнейших ересей, с которыми вынуждена была бороться древнехристианская Церковь, — только этот род мышления мог породить учение о Триединстве и православную христологию». Противники Паламы, подобно всем еретикам, «опять–таки выдвигают простую альтернативу: либо Фаворский свет сотворен, имманентен, и тогда он с трансцендентной сущностью Божества вообще не имеет ничего общего, либо он не сотворен, а тогда и неотделим от сущности Божества и, следовательно, абсолютно недоступен человеческому восприятию и постижению. Палама же отличал этот свет, как Божественную энергию, от сущности Божества, утверждая поэтому его сообщимость миру, и тем не менее мыслил его — именно как энергию Бога — нетварным и вечным. Тем самым он становится на путь антиномического мышления, являясь верным продолжателем философских традиций греческой догматики; его система соответствовала и отвечала самим основам греко–христианского мышления». Острогорский Г. А. Афонские исихасты и их противники // Записки Русского научного института в Белграде. Вып. 5. 1931. С. 367–368.