Феофан Затворник - Рукописи из кельи

Впрочем, в религии подзаконной очевиднее действовала благодать особенная, которая некоторым избранным лицам сообщалась для отправления известного служения в Церкви. Так Господь дает дух премудрости, разумения и ведения для всякого дела при скинии в душу Веселеила, и в сердце каждого художника влагает мудрость (Исх. 31, 4—6; 35, 30—35; 36, 1, 2) — это как бы дух искусственности. Унимается от духа Моисея и дается 70 избранным старейшинам, — и действие сего духа, в первый раз сознанное, выражается в обильном потоке нравственного учения, и изречения правил благоразумия (Чис. 11, 16–27). В самом же Моисее была благодать возблагодать, как это показывало необыкновенное просветление лица его. Это благодать законодательная, ходатайственная и правительственная. Последнюю он потом чрез помазание и рукоположение предал Иисусу Навину. И такая особенная благодать, по самому значению своему, давалась не всякому без разбора, но по некоторому предрасположению приемлющего. Так мудрость искусственная дается тем, коих влекло сердце (Исх. 36, 2) и кои еще прежде умели изобретать вымыслы (35, 35), имели то есть естественную искусственность; от Моисея переносится дух на старейшин, но тех, коих сам знает и коих избрал; и Иисус Навин был человек, в котором есть дух (Чис. 27, 18). То и другое предполагает естественное предрасположение к принятию даров свыше.

Вот как осваивался народ с своею религиею, вот чем обезопашивалось ее существование в сердце! При таких побуждениях, такой помощи и при таком руководстве она могла быть исполняема и могла стоять сама по себе вечно, отчего все в ней и поставляется в вечный закон. Но все подзаконное устроение могло не быть таким, если поставить его в отношении к лицам, кои подчинены ему. Здесь возможно то же, что бывает с скорлупою яйца. Птенец внутри зреет и разрывает ее. Созреют люди, и потребуют нового порядка, новых учреждений. Можно ли ожидать такой потребности — это откроется само собою, когда рассмотрим основания, по которым религия в народе еврейском явилась в такой, а не в другой форме.

Положительная религия является в том или другом виде применительно к возрасту людей, которым она дается. По заключениям мужей, опытнейших в наблюдении вещей, человечество, а потому и иудейский народ, во время Моисеево вступило только в возраст юношеский. Итак, подзаконная религия и Церковь такова потому, что такой именно, а не другой требовал юношеский возраст. Другая была бы не по нему; он не сроднился бы с нею; она осталась бы навсегда чуждою для него, а эта вполне соответствует а) религиозному и б) нравственному характеру юноши, и приспособлена в) к состоянию его ума и потребностям г) воли и д) сердца.

а) Юноша еще не так ясно сознает состояния и движения своей души, потому они для него не столь многоценны. Внешнее для него тверже и убедительнее. Скорее он нарушит и изменит то, что возродилось в мысли, нежели то, что не возродилось только, но утверждено словом. Оттого он всегда тверд в слове. Обещаясь, он всею душою решается жить и действовать по обету, презирает, даже ненавидит тех, кои не сдерживают его. Поставьте его в крайности между обетом и другими побуждениями, — он будет скорбеть, внутренно терзаться, но никак не позволит себе нарушить обет. Он сроднился с ним; стал в ряду законов совести, самым ясным образом сознаваемых. Вот почему в основание подзаконной религии положен завет видимый и притом такой торжественный. От народа истребовано согласие, и на сем согласии, как внутренней основе со стороны народа, наздано уже и все законоположение. Это совестное обручение с законом, с таким восхищением обнаруженное, и составляло нравственную крепость и благонадежность к выполнению его, — самое достаточное воодушевление к тому. Словами «сотворим и послушаем» положительный закон перестал быть чисто положительным, он перешел уже в сердце и с этой минуты оттуда уже начинал обязывать.

В первый раз в юной душе раскрываются высшие требования во всей своей неопределенности и, по новости и особенной привлекательности, уносят его сознание в некоторую выспреннюю даль, где он любит привитать мечтами и сердцем. Оттого он жаждет сверхъестественного, чудесного; ждет особенного воззвания и определения свыше. И случится ли это действительно или юноша дойдет до убеждения в этом по заблуждению, религиозная воодушевленность возносит его тогда над всеми препятствиями в действовании. Тогда он все относит к Богу, при всяком случае обращается к Нему и ждет от Него разрешения. Считая все свои действия предопределенными в книге судеб, сам собою он не сделает шага, опасаясь поступить не так, как угодно Богу, не так, как ему предназначено. Оттого, определяя еврейский народ к высоким целям, где он должен действовать с особенным воодушевлением и рев–ностию, Бог видимо воззывает его, особенно приближает к Себе и Сам приближается к нему, указывает ему блистательную цель и обещается руководить к ней, утверждает между ним жилище и дает средства во всякое время узнавать волю Свою; оттого всякое правило исходит здесь с неба: и в семействе и в обществе, и в доме и в храме, и в чувствах ив обрядах, — всюду он ходит по воле Божией; сею волею запечатлена вся его деятельность и во всех путях его не оставлено ничего установлению человеческому. Это самое глубокое основание к стоянию закона: действующий здесь действует по религиозному воодушевлению. И чтобы укрепить, продолжить, сохранить навсегда такое воодушевление, дается обет быть всегда Богом Израилевым, всегда близким к нему, непосредственно вести его к цели; чем поддерживается постоянная уверенность, что он избран, что он действует по предначертанию небесному, под кровом и защитою Самого Бога.