Николай Лосский - Условия абсолютного добра

Акулину возмутило это веселье убийц.

— Штой‑то не видно по вас, што бы вы столько муки приняли, — сказала она. — Видно, вас оправдали, что идете такие веселые, а нам уж никогда не воротить… никогда не увидать живого и здорового нашего кормильца Ванюшку… — Акулина не выдержа–ла и заплакала.

— А как же не мука, тетка Акулина, безвинно страждать? — заговорил Лобов. Все его безусое, озорное лицо подергивалось от откровенной, наглой усмешки, которую он уже не намерен был скрывать. Наоборот, ему хотелось поговорить и потешить себя и товарищей.

— Кто его убил, неизвестно; может, пьяный сам упал как и размозжил себе голову об камни, а мы в ответе. Нас по судам да по острогам таскают, казенных вшей да клопов своим телом да кровью питаем…

Парни расхохотались гораздо откровеннее прежнего.

— Э–э, нехристи вы… хреста на шее нетути. Убили человека и над гробом его надсмехаетесь, безотцовщина несчастная… — укоризненно покачивая головой, сказала Акулина.

— Мамынька, не связывайся с ими, брось. Пущай… собака лает, ветер носит, — сказала Катерина.

— Нельзя все спущать таким… непутевым, таким негодяям, — уже вне себя от гнева и бессилия, заливаясь слезами, выговаривала Акулина. — И Господь милосердный терпит это и не накажет этих злодеев… как только земля носит, не провалится под ими, под такими негодными.

У Лобова заискрились и без того блестящие озорные глаза.

— Ну, ну, ты не очень ругайся, старая сука, а то и тебя не долго придушить… — Но тут он запнулся. — Ишь Бога вспомнила, сволочь! Я тебе Бог, а ежели мало, так и Богородица в придачу.

При этом он с захлебыванием выплюнул мерзейшее ругательство, за ним другое, третье и четвертое… одно возмутительнее и гаже другого.

— Нету никакого Бога. Вот как… Я вам Бог, молитесь и прикладывайтесь к моему… один черт будет! — с тем же азартом, точно

351

мстил своему кровному обидчику, выкрикивал Лобов и выразительным жестом руки указывал бабам на одно непристойное место своего тела.

— Вот где у меня Бог запрятан. Прикладывайтесь, прикладывайтесь, покудова не тесно… Не препятствую… Чего же глядите, сволочи, шлюхи?

И он, забежав вперед и обернувшись к бабам, вплотную напирал на них, расстегивая штаны *.

Омерзительность этого хулиганства, выражающаяся в нем ненависть к идее Бога и к религии свидетельствуют о том, что в подсознании хулигана копошится укор совести за совершенное убийство и страстное желание отделаться от мысли о Великом и Совершенном Судии, обязывающее сдерживать свои порочные страсти и служить добру. Это не религиозный индифферентизм, а воинствующее богоборчество.

Не только среди крестьян, и в других слоях русского общества молодые люди, усомнившиеся в существовании добра, не обладая выработанным устойчивым характером и пользуясь живым изобретательным воображением, способны совершать изумительные хулиганские выходки. В романе Ремизова «Пруд» рассказана жизнь одной семьи в Москве явным образом на основании наблюдения действительных фактов. Это была купеческая семья, в которой умер отец и спустя некоторое время повесилась мать; дети–сироты жили из милости у своего дяди во флигеле, находившемся во дворе фабрики его. Дети эти были добрые, по существу, однако, наблюдая кругом несправедливости и жестокости, испытывая нередко обиды, страдая от нищеты и чувствуя на каждом шагу свое зависимое положение, они изверились в добре. Во всем они видят отрицательную сторону и мстят за нее, издеваются надо всем, совершая поразительные хулиганские выходки. Они, например, способны были вымазать навозом или даже накормить куриным пометом пришедшего к ним в гости мальчика. Имея много знакомых среди духовных лиц и дружа с некоторыми из них, они в то же время давали им насмешливые и даже отвратительные прозвища, например о. Алфей — Сосок, о. Иосиф — Блоха, о. Геннадий - Курья шейка, о. Никодим — Гнида, о. Никита — Глист. В то же время у них иногда являлись периоды увлечения религией, и они начинали читать Священное Писание, исполнять у себя на дому долгие акафисты, молебны.

На какой почве возникло хулиганство этих детей–беспризорников, можно живо представить себе, знакомясь с восприятием жизни одного из них, который вспоминает дни, «когда тихонько в дверь нужда постучалась, верная спутница неудачи, — она тебя никогда не забудет. И. впустили ее, приняли дырявую, гнилую, рваную, с плоским безволосым черепом, с загноившимися, мутными от слез глазами. Как не принять! И вот будто в уголку где‑то примостилась она зимовать. Разбухшие прелые челюсти ей рот перекосили,