Николай Лосский - Условия абсолютного добра

3. ЖЕСТОКОСТЬ

Доброта есть преобладающая черта характера русского народа. Но в то же время есть в русской жизни также немало проявлений жестокости. Существует много видов жестокости, и некоторые из них могут встречаться, как это ни парадоксально, даже я в поведении людей, вовсе не злых по своей природе. Жестокость, как средство устрашения преступников , есть один из видов этого явления. Русский крестьянин в прежние времена считал

_________________

*Горький М. Детство. Берлин. С. 13, 15.

296

кражу лошади одним из самых страшных преступлений: нищета, губительный голод всей семьи могли быть следствием потери лошади. Поэтому крестьяне, поймав конокрада, иногда не только убивали его, но еще и предварительно жестоко истязали, чтобы другим неповадно было.

В прежние времена, приблизительно до семидесятых годов XIX века, печальным явлением было сечение розгами детей как средство воспитания . Секли дома и в школе, в гимназиях и особенно жестоко в духовных семинариях. Дед Горького однажды засек Горького до потери сознания, так что мальчик несколько дней лежал больной. По–видимому, дед сам понял, что зашел слишком далеко: он «принес гостинца» больному ребенку, говоря как бы в извинение своему поступку: «Ты думаешь меня не били», и рассказал, каким побоям он подвергался, когда был бурлаком на Волге (Детство. Гл. II).

Многие отрицательные стороны поведения крестьян объясняются чрезвычайной нищетой их, множеством несправедливостей, обид и притеснений, переживаемых ими и ведущих к крайнему озлоблению. Некоторое представление о крестьянской бедности может дать следующее наблюдение публициста Николая Васильевича Шелгунова (1824–1891). «В Смоленской губернии на мельницы крестьяне привозят такой хлеб, что стыдно в руки взять: земли, мякины, всякой шелухи столько, что не увидишь зерна. «Посмотри, что ты привез; как это молоть, — говорят мужику, а он с добродушной иронией отвечает: «Люди не свиньи — съедят»*. Во время летней страдной поры, при крайне напряженной работе, они старались запастись хорошим хлебом, а зимой, когда работы нет, они ели описанный Шелгуновым суррогат хлеба: иначе могло не хватить муки до нового урожая. Измученный заботами о том, как спасти семью и себя от полного разорения, живущий в крайней тесноте неуютной избы, кишащей тараканами и клопами, крестьянин мог доходить до крайних степеней озлобления и зверства; например, говорит Достоевский, «мужик, наложив непомерно воз, сечет свою завязшую в грязи клячу… кнутом по глазам» (Дневник писателя. 1876. Январь, III, 1) и сам угнетен, как эта кляча. Аптекман, наблюдавший во время своего служения фельдшером добрые качества крестьян, объясняет, так же как и Достоевский, «жестокости народа». Он говорит, например, о том, как мать привела в амбулаторию «свою дочь, всю избитую ее обезумевшим от нужды, горя и водки мужем» (С. 106).

Особенно возмутительно то, что в крестьянском быту мужья иногда жестоко избивали своих жен, чаще всего в пьяном виде. Горький в своей автобиографии описывает случаи таких избиений. Короленко, будучи сослан на поселение в Березовские починки Вятской губернии, жил в избе крестьянина и наблюдал тяжелую жизнь женщин в такой семье, где мужчины были лентяи. Он видел там жестокие избиения жены мужем. 3ащищаемая им против

_____________

*Шелгунов Н. В. Собр. соч.. Т. III. Очерки русской жизни.

297

этого зверства крестьянка рассказывала, что в ее жизни были четыре случая, когда муж, подвергая ее побоям, сбрасывал ее с полатей на пол, несмотря на то что она была беременна *. Говорят, что правительство СССР обратило внимание на это печальное явление и борется против него.

В прежние времена — вплоть до последней четверти XIX века — строй семейной жизни купечества, мещан и крестьян был патриархальный. Деспотизм главы семьи нередко выражался в поступках, близких к жестокости. Живое представление о таком характере семейной жизни дает автобиография Горького. Тяжела также была жизнь Чехова в детстве в мещанской среде. Отец и дед его были деспоты. Особенно мучили они детей чрезмерными тре–бованиями исполнения религиозных обрядов и стояниями в церкви. Чехов возненавидел религиозное воспитание. «Религии у меня теперь нет», говорит он в одном из своих писем; религия представляется ему чем‑то вроде ширмочки снаружи умильно улыбающиеся личики, а за ширмочкой мучат и истязают. Отец его и дед часто секли детей. «Не могу простить отцу, говорит Чехов, что он сек меня»; «в детстве у меня не было детства»**. Неудивительно, что Чехов, бывший в детстве религиозным мальчиком, утратил религию и заменил ее наивной верой в прогресс.