Николай Лосский - Условия абсолютного добра

266

(1844–1855) сообщает: «Михаил Евграфович не мог выносить противоречий и в споре терял всякое самообладание и выходил из себя. Сейчас же хватался он за шапку и убегал, бормоча про себя: «Ну и черт с вами! Нога моя больше не будет в этом проклятом доме!» Но не проходит и полчаса, как смущенная физиономия Михаила Евграфовича показывается из‑за двери, и он спрашивает с виноватой и робкой улыбкой: «Ну что, вы очень на меня сердитесь? Ну ради Бога, не сердитесь! Простите же меня! Чем я виноват, что у меня такой проклятый характер?» *

Чрезмерный морализм Л. Толстого также может служить примером русского экстремизма и максимализма. Искусство, наука, религия до крайности упрощены им в его трактатах по этим вопросам и допускаются только, поскольку они служат нравственным целям, да и цели эти, вследствие отрицания им высших духовных ценностей, низведены на степень только помощи людям питаться, одеваться, иметь жилище. И в личной своей жизни Толстой дохо–дил до изумительных крайностей. 3. Гиппиус, например, сообщает: «Толстой не сгонял мух, облеплявших его лицо во время работы»**.

Иностранцы часто отмечают страстность и экстремизм русских. Грахам говорит: «Русские — вулканы, или потухшие, спокойные, или в состоянии извержения. Под поверхностью даже и самых спо–койных и глупых таится жила энергии расы, ведущая к внутренне–му огню и тайне человеческого духа»***.

Шубарт говорит о «русской неумеренности» (95). Е. А. Извольская указывает на то, что Крижанич, приехав в Московское государство в XVII веке, наблюдал у русских «неумеренное употребление силы, неумение идти средним путем, отсутствие меры»****. Эти черты характера изначала присущи русскому народу. И. А. Ильин напоминает, что уже византийские и арабские писатели сообщали о страстности и свободолюбии русских. Сам Ильин тоже говорит о страстности и крайностях в характере русского народа *****.

Многие писатели ставят в связь характер русского народа, особенно великороссов, с бескрайним простором восточноевропейской равнины и с климатом ее. Известный историк России Ключевский говорит: природа Великороссии «часто смеется над самыми осторожными расчетами великоросса: своенравие климата и почвы обманывает самые скромные его ожидания, и, привыкнув к этим обманам , расчетливый великоросс любит подчас, очертя голову, выбрать самое что ни на есть безнадежное и нерасчетливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великорусский авось. В одном уверен великоросс — что надобно

________________

* Макашин С. Салтыков–Щедрин. Биография, 2–е изд. М., 1951. Т. 1. С. 377.

** Гиппиус 3. Он и мы//Новый журнал. XXV. С. 165.

*** Graham S. With the Russian pilgrims to Jerusalem. 1913. P. 89.

**** Iswolsky H. Soul of Russia. P. 63.

***** Iljin l. Wesen und Eigenart der russischen Kultur. 2–te Aufl. S. 21–23.

267

дорожить ясным летним рабочим днем, что природа отпускает ему мало удобного времени для земледельческого труда и что короткое великорусское лето умеет еще укорачиваться безвременным нежданным ненастьем. Это заставляет великорусского крестьянина спешить, усиленно работать, чтобы сделать много в короткое время и в пору убраться с поля, а затем оставаться без дела осень и зиму. Так великоросс приучался к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, привыкал работать скоро, лихорадочно и споро, а потом отдыхать в продолжение вынужденного осеннего и зимнего безделья. Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс; но и нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному, постоянному труду, как в той же Великороссии». «Своей привычкой колебаться и лавировать между неровностями пути и случайностями жизни великоросс часто производит впечатление непрямоты, неискренности ». «Ведь лбом стены не прошибешь, и только вороны прямо летают», — говорят великорусские пословицы» *.

Влияние территории, на которой живет народ, и климата нельзя понимать в духе географического материализма. Учение материалистов о том, что характер личности есть сполна продукт материальных условий жизни и общественной среды, представляет собой грубое заблуждение. Согласно персонализму, весь мир состоит из личностей, действительных и потенциальных, и каждая личность есть первичный элемент мира, непроизводный из других существ. Личность обладает свободою воли. Следовательно, территория и климат играют роль только поводов, на которые личность свободно отвечает своими чувствами и поступками. Поэтому на одни и те же условия среды одна личность может отвечать одними реакциями, а другая — прямо противоположными, например встречая грозные опасности, одна личность отвечает отважной борьбой с ними, а другая — трусливым бегством от них. Конечно, повторные реакции на условия среды вырабатывают определенные привычки, но эти влияния содействуют образованию лишь второстепенных, а не основных свойств характера. Например, прав Ключевский, что короткое лето есть условие, вследствие которого у великоросса вырабатывается привычка «к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил». Но дальше он говорит, что «нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному, постоянному труду, как в той же Великороссии»^ Способность к крайнему напряжению труда на короткое время вырабатывается в связи с привычками, обусловленными климатом, но и то лишь на основе могучей силы воли, присущей великороссу независимо от климата; что же касается непривычки к ровному, размеренному, постоянному труду, она обусловлена не климатом, а интересами русского народа, не зависящими от климата. О них речь будет дальше.