Η. О. Лосский - Воспоминания

Решено было, что мать с младшими детьми останется еще на год в Дагде, а потом для нашего образования переедет в Витебск. Сестра Элеонора должна была в течение этого года остаться у Писаревых и продолжать домашнее образование вместе с их дочерью Любовью. Что же касается меня, мать сама подготовила меня к экзамену в первый класс Витебской классической гимназии и выхлопотала принятие меня в кон- викт (общежитие), содержавшийся за счет графов Шадур- ского и Закржевского.

В августе 1881 г. мать повезла меня в Витебск.

Экзамены в первый класс Витебской классической гимназии я сдал хорошо и был принят в закрытый пансион (конвикт) [9]. Он помещался в трехэтажном здании рядом с гимназиею. В нем содержалось до сорока воспитанников. В верхнем этаже были спальни, а в среднем — две «занятные» комнаты для старших и младших учеников, где мы готовили уроки и проводили весь день, кроме часов игр во дворе, площадь которого была очень велика; в нижнем этаже помещалась столовая и квартира надзирателя.

Мать моя очень скоро уехала домой, и я остался один в среде, крайне чуждой и тягостной для меня. Сверстники мои были в большинстве дерзкие сорванцы. Грубые и нередко жестокие шутки их возмущали меня до глубины души. На меня они сразу набросились. Внешний вид мой, праздничный костюм с короткими штанами, соломенная шляпа с ленточками (в первые дни до получения казенного форменного платья), моя застенчивость и деликатность подстрекали шалунов к нападению на меня. Шляпу мою они назвали «брилем» и меня стали звать «брилютером». Мое мягкое произношение некоторых звуков (например, что — чьто) они стали передразнивать.

Умный и бойкий, но дерзкий мальчик Иодко подходил ко мне и спрашивал: «Умеешь играть на скрипке?» — «Нет». «Я тебя научу. Согни палец». Я сгибаю палец, он схватывает его и сильно прижимает верхний сустав к нижнему, боль получается невыносимая, стон вырывается из моей груди. «Вот видишь, ты и заиграл на скрипке», смеется мой мучитель, а я понять не могу, как можно решиться причинять такие мучения своему ближнему, и товарищи мои начинают казаться мне существами с другой планеты. «Знаешь ты, где живет доктор Ай?» спрашивает меня другой сорванец. «Нет». Он схватывает у меня клок волос на затылке и дергает снизу вверх изо всей силы. «Ай!» кричу я. «Ну, вот теперь ты узнал, где живет доктор Ай». Мой сосед в спальне, умный, живой Ромуальд Пржевальский, раздеваясь, ударил меня по лицу грязными потными носками, что было непереносимо отвратительно. Иногда я начинал плакать, но слезы вызывали такой град насмешек — «баба», «плакса», что я скоро отучился плакать, как и все почти мальчики.

В первые же дни товарищи стали объяснять мне сущность половых отношений. Я усомнился в правильности их сведений. Когда кто‑то из них заявил мне, что и я таким же способом появился на свет, я возмутился и вызвал оскорбителя на дуэль, что еще более насмешило мальчуганов. С видом глубокого убеждения я стал уверять их, что дети «не всегда зарождаются таким способом», как они говорят: иногда это происходит от поцелуев. Кажется, моя уверенность подействовала на некоторых более скромных мальчиков.

В течение первых двух–трех лет, в 1881—1883 гг., попадались еще среди учеников третьего и четвертого классов великовозрастные верзилы, высокого роста почти уже сложившиеся мужчины. Потом они как‑то повывелись, и среда стала более однородною. Из учеников старших классов в конвикте обращал на себя внимание Лев Иосифович Петра- жицкий, будущий профессор Петербургского университета. Когда я поступил в первый класс, он был уже в VTEI классе. Бледный, худощавый юноша, он был всегда серьезен и внушал к себе уважение; иногда, случайно проходя и увидев какую‑нибудь особенно возмутительную шалость, он спокойным тоном делал замечание, несколько сдерживавшее сорванцов.

В 1881 г. в двух отделениях первого класса гимназии было приблизительно девяносто учеников. Я был во втором отделении. Из первого отделения я с самого начала познакомился с Николаем (Васильевичем) Тесленко, впоследствии известным присяжным поверенным и политическим деятелем, и с Заблоцким, будущим врачом. Как люди состоятельные, они жили не в конвикте, а у своих родных. Начиная с V. класса, я учился с ними вместе, так как в V классе число учеников было уже невелико и класс был один. Режим классических гимназий, особенно в Западном крае, был такой свирепый, что из девяноста мальчиков, поступивших в первый класс в 1881 г., через восемь лет, то есть весною 1889 г. окончило курс без всяких задержек по пути только двое: Тесленко и Заблоцкий. Остальные или оставались хотя бы один раз на второй год в каком‑либо классе, или были удалены, или сами покинули гимназию.