Георгий Чистяков - В поисках вечного града

«ныне вся исполнишася света, небо же и земля и преисподняя»

или из пасхальной стихиры

«из гроба днесь, яко от чертога возсияв Христос»…

Это сияние, наверное, и стало той вспышкой, что запечатлело навсегда Его еще мертвую фигуру на куске сотканной в елочку довольно грубой льняной ткани.

Александр Иванов «Явление воскресшего Христа Марии Магдалине» 1835

х, м, 242х321 Русский музей

Факты всегда упрямы. А те факты, что «считываются» с Плащаницы фантастически точно соответствуют тому, что говорит нам Евангелие и вообще древняя история. Даже странные на первый взгляд ее размеры (4,37 на 1,11) с точки зрения истории оказываются вполне объяснимыми, ибо, как показал английский ассириолог Ян Дикинсон, достаточно точно соответствуют 8 и 2 еврейским локтям.

Более того, эти факты иной раз исправляют иконографическую традицию. Так терновый венец оказался похожим не на лавровый венок, каким он обычно изображается как на Востоке, так и на Западе, а на шапку, или, вернее, на шлем, которым голова Иисуса была чудовищно сдавлена со всех сторон. Взирая на Плащаницу, нельзя не заметить и кровавого пятна у Его ребер. «Един от воин, — говорится в Евангелии от Иоанна (19: 34), — ребра Его копием прободе, и абие изыде кровь и вода».

Само изображение Его тела, когда смотришь на Плащаницу, кажется слегка неясным и размытым. Вспоминаются слова знаменитой английской подвижницы Юлиании Норичской, которая, возможно, побывав в Риме в конце XIV века, писала о том, что образ Христа (правда, она говорила не о Плащанице, а о Нерукотворенном образе) выглядит каким‑то коричневым и обесцвеченным. Но Его кровь… Ее следы видны потрясающе ясно. Пятна Его крови… Их можно увидеть собственными глазами. В этот момент переживаешь что‑то такое, о чем вообще невозможно рассказать в словах. На негативных воспроизведениях лика Иисусова, наоборот, до предела ясно видны черты Его лица, но на месте кровоподтеков оказываются всего лишь белые пятна.

Иллюстрация: Лик Иисуса на Плащенице

Впервые о Святой Плащанице достаточно подробно сообщает в своей «Истории завоевания Константинополя» Робер де Клари, который рассказал, что во Влахернах «хранят плащаницу, в которую был завернут наш Господь и которую каждую пятницу показывают, так что на ней можно видеть фигуру Господа». Он же пишет о том, что в 1204 году после разграбления Константинополя крестоносцами она исчезла и «никто — ни греки, ни франки — так никогда и не узнали, что случилось с этой плащаницей».

Лишь через полтораста лет приблизительно в 1353 году Плащаница обнаруживается как собственность Жоффруа де Шарни во Франции в Лирее близ Труа, хотя местный епископ считает, что это не реликвия, а подделка. Затем (еще через 100 лет) в 1453 году она переносится в Камбери, средневековую столицу Савойи. В ночь с 3 на 4 декабря 1532 года чуть было не сгорела в Камбери во время пожара. Одна из стенок серебряного ларца, в котором в сложенном виде хранилась Плащаница, раскалилась добела и капли расплавленного металла прожгли на ткани дыры. К счастью, сохранилась точнейшая копия Святого Синдона, сделанная задолго до пожара в 1516 году, скорее всего, Альбрехтом Дюрером.

В апреле 1534 года сестры–кларисы из местного монастыря инокинь святой Клары реставрируют обуглившиеся места, заменяя их заплатами из новой ткани, которые можно видеть и сейчас. Через 44 года после этого Плащаницу переносят в Турин. Бывший тогда архиепископом Милана Карл Борромей, будущий святой, служит перед ней торжественную мессу, на которой, затерявшись в толпе, присутствует, растерянный и поражённый, великий итальянский поэт Торквато Тассо.

В 1657 году начинается строительство капеллы, в которой будет помещена и доныне находится Плащаница. В 1983 году умирает король Умберто II, являвшийся, как и все представители Савойского дома, начиная с середины XV века, собственником Плащаницы. Согласно его завещанию она передается Ватикану, но Иоанн Павел II принимает решение, согласно которому Плащаница должна остаться в Турине, а архиепископ этого города назначается её хранителем. В апреле 1997 года в капелле Святого Синдона, как некогда в Камбери, вспыхнул пожар. Святыню удалось спасти, поскольку в это время она находилась не в самой капелле, а в центральном нефе кафедрального собора.

Чувство огромной боли охватывает вас с головы до ног и каким‑то особым образом наполняет изнутри, когда вы смотрите на Плащаницу… Мне удалось провести рядом с нею несколько часов, стоя перед ней на коленях. Это была своего рода утреня Великой субботы: