Владимир Топоров: Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1.

Пархоменко 1914:240 видит наличие двух течений и борьбы между ними в Печерской обители и позже, ср. историю с преемником Феодосия (умирая, Феодосий не хочет назначать игумена из братии своей обители, предпочитая «чужого»; братия настаивает на Стефане, но потом изгоняет его) или противодействие братии следующему за Стефаном игумену — Никону.

М. Д. Приселков полагал, что «Житие Антония» было составлено при митрополичьей кафедре специально для предполагавшейся канонизации Антония, которая исключала канонизацию Феодосия (во всяком случае в обозримое время). Критику этого взгляда см. Розанов 1914:35 и сл.: в деле канонизации Антония кафедра не могла встретить неодолимых препятствий со стороны Печерского монастыря; к тому же предполагавшаяся канонизация Антония не могла быть неугодной монастырю — тем более, что «Житие» прославляло не только Антония, но и целый ряд других печерских подвижников.

В качестве следующего этапа в развитии или в распространении текста «Жития Антония» предполагается Чернигов. У этого города были тесные связи с Тмутороканским княжеством (особенно в княжение Глеба, сына Святослава) и с самим Никоном. Как известно, Святослав Черниговский питал симпатии к Антонию и помогал ему. Можно напомнить, что Антоний одно время жил в пещере, недалеко от Болдинского монастыря под Черниговом (Розанов 1914:43–45).

Предрасположенность к такому парному «картированию» положительных в религиозном плане персонажей наблюдается и в ряде других случаев в Патерике, ср.: два варяга–брата Фрианд и Шимон («Слово 1»), Иоанн и Сергий («Слово 5»), священномученик Кукша и Пимен Постник («Слово 18»), два брата, дьякон Евагрий и поп Тит («Слово 23»), преподобные святые отцы Феодор и Василий («Слово 33»), Спиридон Проскурник и Алимпий Иконник («Слово 34»).

Ср. тут же (6):

Царица же рече: «сий Антоний […] отходить света сего на вечный, а сий Феодосий во 2–ое лето по немъ идеть къ Господу».

Иной случай —

И оттоле убо Святополокъ […] прихождаше въ манастырь съ благодарениемъ, покланяася святеи Богородици и гробу Феодосиеву, и вхожаше в печеру къ святому Антонию… (155).

Ср. еще: «Феодосий же, уведавъ, яко Антоний отшелъ есть к Чернигову…» (186).

Сюда же относится отчасти и уже цитировавшийся в несколько иной связи пример:

И рече имъ великый Антоние: «[…] блаженный Феодосие […] Да будет вам игумень». Братиа же вси, ради бывше, поклонишеся ему до земля, и поставиша Феодосиа игуменом. (19).

Сходные случаи представлены и в «антониевых» фрагментах из летописи. Ср.

И прииде игумень и братья ко Антонью и рекоша ему… И повеле имъ Антоний… И идоша братья по Антонью и реша… Антоний же, радъ бывъ, рече…

Ср. в летописных отрывках:

[…] и нарекъ имя ему Антоний… Антоний же приде к Кыеву… и ходи по манастыремъ… и поча ходите по дебремъ и по горамъ… (197)

и др.

Ср. этот же пример в летописном фрагменте об Антонии (198), а также: «уже бо Антоний преставился…» (203).

В этой связи нельзя пренебрегать отчетливо выраженной в Киево–Печерском патерике аскетической линией. Ср. рассказы о Евстратии Постнике, многотерпеливом Никоне, Пимене Постнике, Афанасии Затворнике, Никите Затворнике, Лаврентии Затворнике, многотерпеливом Иване Затворнике, о Моисее Угрине, Прохоре Лебеднике, Марке Печернике, Исакии Печернике и других. Похоже, что подвижничество Антония находило более глубокий отклик в их душе, нежели труженический путь Феодосия.

Представляются правдоподобными и целесообразными указания ряда исследователей на то, что, с одной стороны, кое–что из приписываемого Феодосию вызывает сомнения в его авторстве и, с другой, что существовали и иные тексты, написанные Феодосием, которые не дошли до нас.

Разумеется, если стоять на более поздней позиции в понимании проблемы авторства, эта точка зрения («расширительная») сразу же обнаруживает свои слабости, но, если судить мерками времен Феодосия, с тогдашним более аморфным пониманием авторства, отсутствием понятия плагиата и иной ролью авторских амбиций, то окажется, что этот «расширительный» взгляд, действительно, лучше соответствует этому старому пониманию авторства, чем более критическая и аналитическая современная точка зрения, не всегда учитывающая атрибуции текстов, принадлежащие сознанию соответствующей этим текстам эпохи. Для этого сознания «дух» текста и его содержательное соответствие взглядам предполагаемого автора несравненно важнее «строгих» доказательств авторства; «потенциальность» сильнее верифицируемости.