Владимир Топоров: Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1.

Процитированная только что главка из «Жития Константина», таким образом, не только восстанавливает связь Константина Философа с Григорием Назианзином (как в биографическом плане, так и в текстовом), но и отсылает к общему для них обоих библейскому источнику — к учению о Премудрости, развивавшемуся Соломоном. Нужно думать, что этот двойной аргумент имеет исключительное значение для решения вопроса об авторстве этого текста.

Впрочем, есть и более специализированные аргументы: Константина Философа и Григория Назианзина объединяют и некоторые другие темы–концепции и отдельные поэтические образы, берущие свое начало или во всяком случае соотносимые с текстами, излагающими учение о Словеи Мудрости(ср., например, тему света как мироустрояющего начала, противопоставленного тьме, и соотнесение со светом явленного Слова и Премудрости). В этом последнем случае такие отрывки «Прогласа», как «Светъ бо естъ всему миру сему… слепии прозьрятъ. глуси слышятъ слово букъвеное…» (4–7); «греховьную тьму отогьнати» (18); «…слово готовя вься Бога познати. яко бе–света радость не будетъ» (27–28), находят свой источник в замечательном «световом» тропаре (τροπάριον) Григория Назианзина, где темы Слова, Мудрости и Света сведены воедино [14] Свет преобразует и неустойчивую материю (την αστατον υλην) в космос и нынешнюю эвкосмию (εις κόσμον και την νυν εύκοσμίαν), в связи с чем напрашивается параллель с совмещением в русск. свет значений — φως и κόσμος. Разумеется, связь тем слова и света известна и по другим произведениям Григория Назианзина; ср. в «Гимне Христу»: «Ей, Царю, Царю нетленный, / Дай Тебя воспеть, восславить, / … / Чрез Тебя напевы наши, / Чрез тебя небесных хоры, / … / Ты создатель, ты зиждитель. / Ты устав вещам даруешь / И порядок устрояешь, / Все свершая силой слова , / Слова Божья — Бога–Сына, / Что тебе единосущен, / Бог от Бога, свет от света » (перевод С. С. Аверинцева, см. Anthologia Graeca 1957; Пам. Виз. лит. 1968:72). Ср. также образ «Творца–Слова», вершителя судеб, отгоняющего беды состраданием и смиряющего дерзость посрамлением и карами, из «Второй обличительной речи против императора Юлиана» ( Patrologia Graeca , t. 38). :

Σε και νυν εύλογουμεν,

φως εκ φωτός άναρχου

τριττού φωτος εις μίαν

Χριστέ μου λόγε θεού,

και πνεύμα έξ άναρχου,

δόξαν άνθροιζομένου

ος ελυσας το σκοτος,

ίν' έν φωτι κτίσης τά πάντα

στησης μορφών εις κόσμον

ος ύπέστησας το φώς,

και την αστατον ύλην

και την νύν εύκοσμίαν

ος νούν έφώτισας άνθρώπου

λαμπροτητος της άνω

ίνα φωτί βλέπη το φώς.

λογω τε και σοφία

και κάτω θείς εικόνα,

και γένηται φώς ολον.

В указанных рамках выявляются и другие совпадения, находящие себе аналогии и в «Житии Константина» [15] К сожалению, лексика, фразеология и стилистика этого важнейшего текста до сих пор не были в достаточной степени использованы для реконструкции собственного слова Константина и его стиля. . Ср., например: «иже еси сотворилъ / вьсекае словомь, // и премудростию своею зьдавъ чловека…» («Житие», Grivec, Tomšič 1960) при — ος νούν έφώτισας άνθρώπου λόγω τε και σοφία, «который осветил [собственно — осветивший] ум человека словом и мудростью» (ср. также слова Константина в его здравице во время пребывания у хазар: «пию въ име бога единаго, и словесе его, сьтворьшаго словомъ вьсу тварь…») [16] Ср. также: «и отъврьзошя ся по пророчьскуему словеси уши глухыихъ услышати кънижьная словеса и языкъ ясенъ бысть гугнивыихъ» (см. Grivec, Tomšič 1960:202) при — «глуси слышять слово букъвеное» («Проглас», 7) и сходную тему слова в «Слове о Клименте Римском» Константина, с именем которого связано обретение мощей Св. Климента и перенесение их в Рим. . Тема софийного слова как смысловой полноты и целостности, отличающей человека от скота, сходным образом реализуется в «Прогласе» (45–46) и в «Житии Константина» (VI:25). Ср. соответственно: «…иже чловекы / вься отълучить // отъ жития / скотьска и похоти» при — «творецъ… мечю ангелы и скоты есть сотворилъ чловека, словесмь и съмысломь отълучивъ и от скота, а гневомь и похотию от ангел» (Grivec, Tomšič 1960). В связи с этой параллелью может возникнуть вопрос, не предносилось ли поэтическому сознанию Константина соотнесение двух символов тьмы — греч. το σκότος "тьма", "царство тьмы" (ср. βλεπειν σκότον "видеть тьму", т. е. "быть слепым", "не видеть"; ср. к теме видимого и невидимого в «Азбучной молитве»: «боже вьсея твари и зиждителю / видимыимъ и невидимыимъ!», 2–3) и ст. — слав, скотъ в указанном месте «Прогласа» и «Жития Константина». В случае положительного ответа на этот вопрос можно было бы говорить об изощреннейшей поэтической технике Константина, одновременно учитывающей и ориентирующейся на два ряда — греческий и славянский в обоих планах — выражения и содержания. Ср.: «отълучить отъ житияскотьска…» и «отълучивъ и от скота…» при ος ελυσας το σκότος у Григория Назианзина (т. е. *otъ–loc- : ε–λυσ- и *skot- : σκοτ-).