Альфред Хейдок - Страницы моей жизни (сборник)

Лепёшкин останавливается передо мной и грозным голосом спрашивает: «Ты кем был до мобилизации?» Я отвечаю: «Управляющим лесопильным заводом моего дядюшки». Лепёшкин, получив ответ, обратился к фельдфебелю, показывая на меня: «Завтра этого солдата пришли ко мне в “Националь”», – и уходит. Зачем я ему?

Назавтра везти меня в «Националь» в таком обмундировании стыдно, фельдфебель занимает у других солдат шинель, одевает меня более-менее сносно, даёт мне проводника, и мы отправляемся в гостиницу. Приехали на трамвае, входим и просим лакеев отвести нас в тот номер, где живёт Лепёшкин. Мой проводник уходит, лакей отводит меня на второй этаж, открывает какую-то дверь, и я вхожу. Лепёшкин, оказывается, только что встал. Спал он в пижаме и сидел, спустив ноги с кровати на пол. Я являюсь к нему так, как полагается по уставу того царского времени: «Честь имею явиться, Ваше благородие!»

И вдруг этот Лепёшкин говорит: «Опустите руку», – и спрашивает: «Как вас зовут по имени-отчеству?» Я отвечаю: «Меня зовут Альфред Петрович». Он мне: «А меня Василий Семёнович. Хотите ли вы быть моим личным секретарём?» Я говорю: «Очень хочу, Василий Семёнович!» Он удовлетворённо кивает: «Прекрасно!» – и добавляет: «Между нами: в этой комнате я для вас Василий Семёнович, вы для меня Альфред Петрович!»

«Так вы завтракали сегодня?» – спрашивает меня. «Нет!» – он нажимает звонок, приходит лакей.

Он с лакеем, латышом, кажется тоже в близких отношениях… Он ему приказывает: «Рейнольд! Это мой личный секретарь. Отведи его и хорошенько накорми!» Рейнольд ведёт меня в специальный зал для личных секретарей. Понимаете, господа в большом зале ресторана завтракают, а для личных секретарей другой зал отведён. Ну и конечно, Рейнольд заказал прекрасный завтрак. Отводит он меня обратно к Лепёшкину. Тот уже одет и приказывает подать ему автомобиль. Мы с ним спускаемся вниз, садимся в автомобиль, и теперь он меня возит по магазинам и одевает. Гимнастёрку, брюки, сапоги, шинель, папаху, кожаные перчатки и шарф, который совсем и не полагается по форме, и ещё такой ящичек из крокодиловой кожи, дорогой, для походной канцелярии, – ведь теперь я личный секретарь. И когда мы выходим из последнего магазина, то я уже одет как офицер, только погонов не хватает. Он велел мне завязать длинный шарф вокруг шеи, а концы его перебросить через плечо, и оно прикрывается. На улице солдатики, судя по форме, мне стали честь отдавать.

Едем обратно в гостиницу, там уже для меня приготовили номер. Он состоял из одной прекрасной комнаты и при ней – комната с ванной, со всеми удобствами, ковры. Когда я лёг спать, а я уже привык спать на солдатской циновке, то постель показалась мне такой мягкой, что плохо засыпалось, и я даже порывался лечь на пол, но удержался, в конце концов. И вот так началась моя жизнь у Лепёшкина.

На другой день он дал мне деньги, 600 рублей, и сказал: «Вы будете делать для меня покупки, оплачивать мои счета». Я, привыкший с деньгами обращаться очень аккуратно, всё записывал, что тратил, везде брал расписку, счета, и когда 600 рублей были израсходованы, составил отчёт, приложил расписки и принёс его своему патрону.

Он выслушал мой отчёт, смотря мне в глаза, взял из моих рук этот отчёт и изорвал его на мелкие клочья, сказав: «В другой раз такой глупости не делайте, никакого отчёта не надо».

Приходит суббота, он вручает мне 25 рублей и говорит: «Идите к девочкам». Я к девочкам, конечно, не пошёл, а деньги мне очень пригодились, я кое-какие книжки купил.

На Трубной площади помещался Манеж любителей верховой езды. Там у Лепёшкина содержались три верховые лошади. Чтобы я мог сопровождать его верхом, он велел мне обучаться верховой езде. В Манеже этому учил меня старый татарин Нурахматов. Нужно сказать, что я очень быстро овладел искусством верховой езды.

Если вы хотите иметь представление о днях, когда разваливался фронт Первой мировой войны, и, с одной стороны, беспрепятственно шли вперёд немцы, а с другой – революция, я вам расскажу несколько эпизодов. Слушайте.

1918 год, последние числа февраля. Место действия – железнодорожная станция Замирье, находящаяся на полпути между Минском и Барановичами. А дальше, вёрст на 10 вперёд, шла линия фронта, где располагались наши и германские войска. Станция Замирье являлась тылом и была заполнена интендантскими складами с различным имуществом: фуражом, мукой, сахаром, винтовками, оружием. Между прочим, до моего появления здесь К. Паустовский тоже по этим местам ходил… От станции Замирье в четырёх-пяти вёрстах находился город Несвирь – старинный город с Радзивилловским замком. А от станции Замирье в трёх вёрстах в сторону располагался фольварк, то есть имение… в котором был расположен 97-й грузовой транспорт Красного Креста Второй Армии, начальником которого я и состоял. А в городе Несвиже находилось управление Красного Креста Второй Армии.