Рэймонд Франц: Кризис совести

Позднее, следуя тактике, рекомендованной советником Общества Сторожевая башня Хейденом Ковингтоном, большая группа, состоящая из 75 Свидетелей из Цинциннати (штат Огайо), в которой находились мои родители, две сестры и я, отправилась в Коннерсвилль, чтобы свидетельствовать там «блицкригом». Всех нас, мужчин, женщин и детей, за исключением одного, арестовали, поместили в разные тюрьмы и держали там в течение недели, пока нам не удалось освободиться под залог. Мне не было еще и двадцати лет, и я впервые испытал чувство, появляющееся, когда захлопывается тяжелая металлическая дверь, задвигаются засовы и понимаешь, что теперь ты лишен свободы идти, куда хочешь.

Через несколько месяцев я оказался в Индианаполисе (штат Индиана) на большом судебном процессе по поводу событий в Коннерсвилле. Туда же приехал из Бруклина в качестве эксперта от имени Общества мой дядя, Фред Франц, который работал в штаб–квартире Свидетелей с 1920 года и был близко знаком с судьей Рутерфордом. Местное собрание Свидетелей попросило его выступить у них в один из вечеров. В своей речи он заговорил о том. что многие считают, что работа Свидетелей приближается к завершению, что она почти закончена. Я был, мягко говоря, поражен, услышав, что мой дядя утверждает как раз противоположное; он говорил, что в Бруклине и не думают о закрытии организации, что «любой, желающий получать журнал «Сторожевая башня», не должен ограничиваться подпиской на шесть месяцев, а может подписаться на год или, по желанию, на два»!

Его выступление настолько противоречило утверждениям Президента Общества на ассамблее в Детройте, что у меня не было сомнений: дядя говорил от себя лично, а не представлял некое официально одобренное мнение Общества. Я даже подумывал подойти к нему и предупредить, что его высказывания могут дойти до Бруклина как нелояльные, подрывающие сложившееся ощущение чрезвычайной срочности. Я колебался, не зная, принять ли его замечания как верные, или отбросить их как результат независимого и несколько самоуверенного отношения к делу.

В том году вместе с напарником, молодым членом организации, я уехал в шахтерский район в Западной Вирджинии и Восточном Кентукки и обнаружил, что там с угрозой насилия приходилось сталкиваться почти ежедневно. Некоторые поселки состояли из длинных деревянных домов, расположенных рядами вдоль шоссе. Иногда, дойдя до последнего ряда домов, мы оглядывались назад и видели, что за нами бегут возбужденные мужчины и мальчишки и толпа все увеличивается.

В шахтерском поселке «Октавия Джей» в Кентукки нашу машину окружили сердитые шахтеры и велели нам «убираться из поселка и штата и обратно не возвращаться, если нам дорога жизнь». Наши попытки успокоить их вызвали еще больший гнев. Спустя несколько месяцев мы все–таки вернулись в этот поселок, но нам не удалось даже выйти из машины: в нас начали стрелять, за нами погнались, и нам пришлось долго кружить по горным дорогам, прежде чем мы смогли вернуться домой. Казалось, шахтерами двигало не столько патриотическое рвение, сколько религиозная нетерпимость. Наше убеждение, что буквального огненного адского мучения не существует (и мальчишки кричали нам вслед «Нету ада! Нету ада!»), в их глазах было таким же тяжким преступлением, как и наша антивоенная позиция.

Тогда подобная ограниченная нетерпимость ужасала меня. Я был счастлив принадлежать к организации, свободной от нее.

Настало лето 1941 года, и я оказался на другой ассамблее, проводимой в Сент–Луисе (штат Миссури). Я все еще помню толпу, собравшуюся вокруг, когда в большой машине на ассамблею приехал судья Рутерфорд с Хейденом Ковингтоном и вице–президентом Натаном Норром — они оба были крупного телосложения и стояли по бокам судьи, как телохранители. В последний день ассамблеи Рутерфорд попросил собрать всех детей от пяти до восемнадцати лет и усадил их перед платформой. Закончив подготовленную речь, он обратился к детям. Обычно суровый человек со строгим голосом, тогда Рутерфорд говорил почти с отеческой убедительностью и советовал этим детям не думать о создании семьи до возвращения Авраама, Исаака, Иакова и других верных мужчин и женщин древности, которые скоро воскреснут и помогут им выбрать спутников жизни. Каждому ребенку подарили новую книгу «Дети». В качестве средства для разъяснения сказанного, книга повествовала о вымышленной паре молодых Свидетелей, Джоне и Юнис, которые обручились, но решили отложить свадьбу до прихода Нового Порядка, который вскоре ожидали. В книге Джон говорит Юнис: