На пути в Эммаус Надежда во времена неопределенности

Позднее мы вернемся к причинам отчаяния наших путников, но пока мне хотелось бы обратить ваше внимание на то, как их опыт перекликается с жизнью наших современников. Сейчас в мире много людей, которые по той или иной причине отошли от веры и традиции Иерусалима. Более того, культура модерна, которая вывела религию за пределы публичной сферы и сделала ее вопросом личного выбора, — это, в каком?то смысле, попытка найти счастье и смысл жизни на дороге в Эммаус. Можно сказать, что для мыслителей Просвещения отход от «традиции Иерусалима» являлся непременным условием человеческого счастья и благополучия. Верующие, которых терпели, пока они оставались в стенах своих церквей, продолжали исповедовать веру в Бога и молиться о том, чтобы в будущем осознание трансцендентной реальности вернулось в западную культуру. Однако интеллектуалы, совершившие великую революцию модерна, не ощущали никакой потребности оплакивать отстранение Бога от публичной сферы. Более того, утрата Небесного Отца, казалось, открывала широкую дорогу беспрецедентному переустройству мира. Посчитав Бога мертвым и выйдя из Иерусалима, гуманисты думали, что дорога впереди наконец?то дает человечеству шанс по–настоящему повзрослеть и принять на себя всю полноту ответственности за мир.

Сейчас все это кажется далеким прошлым. Солнце над дорогой из Иерусалима быстро закатилось, и сейчас вокруг немало гуманистов, оплакивающих горькую судьбу своих мечтаний о новом, преображенном мире. В одной из своих глубоко проницательных книг философ Лешек Колаковский пишет:

«После нескольких столетий роста и развития Просвещения мы неожиданно проснулись в умственном и культурном беспорядке; нас все более и более страшит мир, теряющий свое религиозное наследие, и страхи наши более чем оправданны. Место утраченных мифов занял не столько просвещенный разум, сколько жуткие светские карикатуры и суррогаты» [6] Л. Колаковский, «Современность на нескончаемом суде» (Kowlakowski, Leszek, Modernity on Endless Trial. Chicago: University of Chicago Press), 1990, стр. 106–107. .

Это сильные и горькие слова, и упоминания о «страхах» и «жути» перекликаются с горем путников на дороге в Эммаус. В Европе (как Западной, так и Восточной) и Северной Америке многие мыслящие люди, выросшие и воспитанные на мировоззрении Просвещения, смотрят на неприглядное состояние современной культуры и невольно говорят: «А мы?то было надеялисъ!» Ощущение утраты и обманутых надежд проявляется в литературе, искусстве и музыке нынешнего времени, по мере того как наши талантливые современники размышляют о последствиях разрушения прочной, общей для всех основы понимания того, что значит быть человеком. В своем довольно необычном исследовании о влиянии старения на население мира Джереми Сибрук задает исключительно важный вопрос, который, казалось бы, даже не должен возникать в свете всемирного триумфа индустриального общества. «Можно ли утверждать, что создание большего богатства автоматически улучшает человеческую жизнь?» — спрашивает он. Помогают ли растущие доходы тем, кто находится в социально и экономически невыгодном положении? Или «создание богатства само по себе препятствует социальному единству, чувству сопричастности и солидарности?» [7] Дж. Сибрук, «Стареющий мир» (Seabrook, Jeremy. A World Growing Old. London: Pluto Press), 2003, стр. 51. Мыслящие люди нашего времени все чаще и чаще задают подобные вопросы, заставляющие нас критически анализировать фундаментальные основы современного общества. Классические гуманисты, обладающие сильным нравственным и этическим чувством, осознают, что над дорогой в Эммаус сгущаются тучи, и в мире «жутких светских карикатур и суррогатов» все чаще чувствуют себя в изоляции, по мере того как их мировоззрение, когда?то господствовавшее на Западе, все больше и больше уходит в прошлое.

Христиане реагируют на происходящее по–разному, но мне кажется, что сейчас, когда им тоже приходится иметь дело с болезненными утратами и смутным временем всеобщей неопределенности, у них может оказаться куда больше общего с гуманистами, чем можно было бы себе представить. Эти две традиции, долго считавшиеся диаметрально противоположными и разделенные чем?то вроде гражданской войны, мешавшей им видеть, как они связаны исторически, теперь оказались спутниками по дороге в Эммаус. Так может быть их общее ощущение утраченного видения и неопределенности будущего станет тем самым контекстом, в котором между ними может начаться реальный диалог? Колаковский указывает на историческую связь между этими двумя традициями, но при этом поясняет, что, став атеистическим и антихристианским, гуманизм уничтожил все следы своих подлинных корней, а затем убрал необходимые пределы свободы человека в определении добра и зла. В результате, пишет он, мы оказались в «нравственном вакууме», где люди, вместо того, чтобы обрести счастье и подлинную свободу, становятся чем?то вроде «орудий чужой манипуляции» [8] Л. Колаковский, «Современность на нескончаемом суде», стр. 29. . Такой результат беспокоит и огорчает этического гуманиста ничуть не меньше, чем христианина и потому дает им возможность начать общий разговор [9].