Н Познанский - Заговоры; Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Обратим внимание на то, что описанный сейчас процесс драматического развития намечается без помощи исследования самой драмы, как литературного вида. Теперь обратимся к теории возникновения драмы, созданной на основе данных, представляемых самой драмой. Ее высказал еще Аристотель, и она до сих пор повторяется. Что же он говорит? Хотя показания Аристотеля несколько сбивчивы, все же он определенно указывает, на два исходных пункта драмы. И эти два источника оказываются, как будто, теми двумя ветвями, какими кончилась доисторическая эпоха драмы. У Аристотеля сплетаются две теории: по одной - драма происходит из взаимодействия культов Диониса и Деметры, по другой - из пелопоннесской сатирической игры ряженых. Совпадение двух концов в первом случае очевидно, если мы припомним выводы Фрэзера относительно упомянутых культов. Можно установить совпадение и двух других концов. Для этого потребуется исследовать отношение сатирической игры к обряду, имеющему в основе заклинание. Что это была за игра? Прежде всего самое название трагедии - &&& - подчеркивает в ней два элемента: элемент мимики, ряжения и элемент пения. &&& - песня козла, сатиров. Очевидно, это была хороводная обрядовая игра. А, как установлено, обрядовые игры, сопровождающиеся пением, пляской, ряжением, первоначально вовсе не были простой забавой; они имели важное социальное значение. Они развились из магического обряда, из заклинания, и сплошь да рядом заключают еще в себе его отголоски. Нет ли таких отголосков и в сатирической игре? Самое участие сатиров уже дает повод заподозрить здесь присутствие заклинательного элемента.

Сатиры изображались полулюдьми-полукозлами. Откуда взялся такой образ? Что это, изобретение досужей фантазии? Трудно допустить. Мы знаем, какую важную роль играло в жизни первобытного человека то, что у нас часто является только в виде забавы. Так было хотя бы с танцем. Относительно умственной деятельности надо допустить то же самое. Не следует никогда забывать, что примитивный человек вынужден неустанно бороться за свое существование. Все, что он создает, имеет либо прямое, либо косвенное отношение к этой борьбе. Если нам и кажутся фантастические создания примитивной мифологии плодом необузданной фантазии, то мы все-таки не имеем права называть их таковыми, пока не выяснен сам процесс создания этих образов. Заговоры, особенно русские, столь обильные подобными образами, и здесь могут оказать громадную услугу мифологии. В них нам удается иногда проследить процесс превращения самого реального образа в целую фантасмагорию и вскрыть его психологические мотивы. Если мы теперь с этой точки зрения будем рассматривать сатира, то прежде всего спросим: не соответствует ли он какому-нибудь реальному образу? Есть основание предположить, что изображение сатира явилось на почве заклинательного обряда. Полную параллель образа мы находим в мимических танцах различных диких народов. У американских краснокожих видим получеловека-полубизона *4. Это в бизоньем танце, где участники танца наряжаются бизонами. У новогвинейских дикарей - получеловек-полурыба. Тоже в мимическом танце *5.

Отношение этих танцев к заговору будет разобрано ниже (гл. V). Они тоже являются заклинаниями. Ряжение бизоном или рыбою стоит в связи с тем, что служит главным промыслом племени. В ревом случае - охота, во втором рыбная ловля. Совершенно аналогичным образом могли появиться у греков в период пастушеский или также охотничий полулюди-полукозлы, появиться на почве заклинания. Потом уже заклинание выродилось в сатирическую игру. Так совпадают и две другие ветви драмы, историческая и доисторическая. Вот путь, какой намечается для исследования отношения bзаговора к драме.

Аналогичные отношения можно установить между заговором и лирикой. Поскольку заговор заключает в себе отголоски душевных переживаний своих творцов, он лиричен. И судьба хранящихся в нм лирических задатков также, главным образом, зависела от социального значения заговора и отношения его к культу. Если лирический заговор примыкал к культу, то он обращался в религиозную песнь, молитву, гимн; если же оставался вне культа, из него развивалась обрядовая песня-заклинание. Потом характер заклинания утрачивался. Если для Потебни заговор - Limus ut hic durescit et haec ut cera liquescit uno eodemque igni, sic - nostro Darhis amore - без сомнения есть молитва *6, то мне кажется, что следующая, распеваемая и поныне народом на купальских играх песня восходит к источнику однородному с источником латинского заговора.