Андрей Плюснин - Священномученик Фаддей, архиепископ Тверской

В августе 1924 года владыка предпринял поездку в Москву к Патриарху Тихону. 3 сентября у владыки был день тезоименитства, и по окончании литургии Святейший позвал его к себе. «Я знаю, вы, владыка, не любите торжественных приемов и многолюдных трапез, — сказал Патриарх, — так вот я пригласил вас на скромный завтрак, тем более что хочу видеть вас в самой простой, келейной обстановке». За трапезой Святейший сказал теплое слово в адрес именинника, назвав его светочем Церкви, чудом нашего времени. В ответ архиепископ стал говорить об исповеднической деятельности Патриарха, о его мужестве и мудрости в деле управления Церковью. «Я молюсь Богу, чтобы Он сохранил вашу драгоценную жизнь для блага Церкви». Владыка несколько раз начинал разговор об обновленцах, но Патриарх отвечал: «Ну их, ну их…» — и переводил разговор на другие темы. По-видимому, он хотел, оставив хотя бы на время все докучливые заботы, утешиться в обществе владыки и самому духовно утешить его. Когда завтрак подошел к концу, Святейший подозвал келейника и что-то тихо сказал ему. Тот вышел и вскоре вернулся со свертком. «Ну вот, Высокопреосвященнейший, — сказал Патриарх, — вам именинный подарок — по русскому обычаю. Это облачение, причем красивое и сшитое по вашей фигуре. Хотел подарить отрезом, да ведь вы такой человек — все равно кому-нибудь отдадите, да тут еще мантия, ведь ваша-то, поди, старенькая…»

Подарок был очень кстати: архиепископ почти не заботился о себе, ходил в старой заплатанной рясе и чиненых сапогах, имел одно облачение. Принимая сверток, владыка уронил его, и на пол выпал красный бархатный футляр. «Да, тут еще маленькое прибавление… Как это я забыл сказать о нем?» — широко улыбаясь, сказал Патриарх. Архиепископ открыл футляр. В нем был бриллиантовый крест на клобуке.

После смерти святителя Тихона обновленцы обратились к архиепископу Фаддею с приглашением принять участие в работе по подготовке Собора. Владыка ответил: «Имею честь сообщить, что на принятие участия в организационной работе по созыву 3-го Всероссийского Поместного Собора я не имею канонически законного полномочия».

Важно отметить, что сам владыка Фаддей за все время своего пребывания в Астрахани ни одного слова не сказал публично против обновленчества. Но для верующих не нужны были слова обличения, они и без слов понимали правду Церкви, воплощенную в этом божественном сосуде кротости, смирения, преданности и полного отречения от всего, что не есть Церковь.

Хорошо это чувство выразил идеолог астраханского обновленчества о. Ксенофонт Цендровский, когда приносил покаяние в грехе раскола. Он сказал: «Долго я коснел в грехе обновленчества. Совесть моя была спокойна, потому что мне казалось, что я делаю какое-то нужное и правое дело. Но вот я увидел владыку Фаддея, я смотрел на него и чувствовал, как в душе моей совершается какой-то переворот. Я не мог вынести чистого, проникновенного взгляда, который обличал меня в грехе и согревал всепрощающей любовью. И я поспешил уйти. Теперь я ясно осознал, что увидел человека, которому можно поклониться не только в душе, но и здесь, на ваших глазах».

Действительно, хотя обновленцы теряли свою паству, но, благодаря поддержке властей, натиск их на православные храмы не утихал. Сначала они захватили Крестовоздвиженский храм, а после того, как владыка Фаддей сделал Рождество-Богородицкий храм своим собором, потянули свои руки и к этой церкви. 24 января 1924 года местными властями было вынесено решение о регистрации обновленческой общины Рождество-Богородицкого храма. Староста церкви Ф. П. Гузик пытался оказать сопротивление, не отдавал ключей, но был арестован. Ключи у него, таким образом, были отобраны и переданы обновленцам. Положение с богослужением в храме из-за этого осложнилось. Хотя у православных и оставался верхний храм Рождество-Богородицкой церкви, но вход на оба ее этажа был через одну железную дверь.

Таким образом, православные попали в зависимость от обновленцев, владевших ключами от внешней двери. Чтобы попасть в верхний храм Рождество-Богородицкой церкви, нужно было выпрашивать ключи у обновленческого старосты Двинятинова, который давал их очень неохотно. Православные жаловались на это местным властям, но безрезультатно.

Несмотря на всяческие препоны, архиепископу Фаддею (Успенскому) удавалось служить в верхнем храме Рождество-Богородицкой церкви. Но обновленцы сопровождали его богослужение всевозможными провокационными выпадами. Вот один из таких случаев. Во время архиерейской службы в верхнем храме молиться приходило много верующих, так что еще большая толпа народу, не помещаясь в церкви, стояла на внутренних лестницах, ведущих на верхний этаж. Здесь, в коридоре, у входа в нижний храм, стоял Двинятинов и искушал молящихся: «Эх вы, бараны, чего толпитесь? Ведь вот храм, разве он не такой? Идите сюда. Привязались к Фаддею, а он что? Простой, без образования (а на самом деле он был доктором богословия), монах, не чета нашему Анатолию — академику!» (Слово «академик» он произносил: «икадемик»).