Питер Крифт - Статьи

Хотя Кант и считал себя христианином, он отрицал нашу способности знать о существовании: (1) Бога, (2) Свободной воли и (3) Бессмертия. Он утверждал, что мы должны жить, как если бы эти три идеи были истинными, потому что если мы будем верить в них, то мы будем серьезно относится к нравственности. Это оправдание веры чисто практическими аргументами является ужасной ошибкой. Кант верит в Бога не потому что он истинен, а потому что он полезен. Почему тогда не верить в Санта Клауса? Если бы я был Богом, то я бы предпочел честного атеиста нечестному теисту, и Кант, на мой взгляд, именно нечестный теист, потому что не существует иной причины честному человеку поверить во что либо, кроме истинности предмета веры.

Люди, пытающиеся преподнести христианскую веру в кантианском смысле как систему ценностей, а не как истину, никогда не имели успеха в длительной перспективе. Почему, с таким значительным числом соревнующихся систем ценностей на рынке, кто-то должен предпочесть христианский вариант системам более простым, не имеющим за собой теологического багажа и таких неудобных нравственных запросов?

Кант проиграл итоговое сражение, покинув поле фактов. Он верил в величайший миф века Просвещения (Ироническое название): что ньютоновская наука пришла к нам надолго и, чтобы выстоять, христианству требовалось найти себе новое место в новом умственном ландшафте, сформированным новой наукой. Единственными оставшимся местом была субъективность.

Из этого следовало игнорирование или интерпретирование в качестве мифа сверхъестественных и чудесных заявлений традиционного христианства. Стратегия Канта была такой же как и у Рудольфа Бультмана, отца демифологизации и человека, который как никто другой ответственен за учеников католических колледжей, потерявших веру. Многие профессора богословия следуют за его теориями критицизма, которые сводят библейские свидетельства о чудесах к простым мифам, ценностям и благочестивым толкованиям.

Вот что Бультман сказал по поводу предполагаемого конфликта между наукой и верой: Научная картина мира останется с нами и отстоит свои права у любой теологии, конфликтующей с ней, какой бы внушительной та не была. Примечательно, что сама научная картина мира ньютоновской физики, принятая Кантом и Бультманом как нечто абсолютное и неизменное, сегодня практически повсеместно была отвергнута самими учеными!

Основной вопрос, которым задается Кант: Как мы можем знать истину? Ранее он придерживался ответа, данного Рационализмом, и гласящего, что мы можем познать истину интеллектом, а не чувствами и что интеллект обладает своими собственными врожденными идеями. Затем он прочитал Эмпириста Дэвида Юма, который, по словам философа: разбудил меня от догматического сна. Как и остальные Эмпиристы Юм полагал, что мы можем познать истину только чувствами и что у нас нет врожденных идей. Но допущения Юма привели его к выводам Скептицизма, отрицания того что мы в принципе можем знать истину. Кант считал недопустимым как догматизм Рационализма так и скептицизм Эмпиризма, и искал третий путь.

Такой третий путь был известен со времен Аристотеля. Им была философия Реализма, здравого смысла. По Реализму, мы можем познавать истину как чувствами так и интеллектом, если они будут должным образом работать вместе, как два лезвия ножниц. Вместо возвращения к традиционному реализму, Кант разработал совершенно новую теорию познания, которую обычно называют Идеализмом. Он называл её своей Коперниканской революцией в философии. Её простейшее название Субъективизм. Она заключается в переопределении истины как субъективной, а не объективной.

Все предшествующие Канту философы предполагали, что истина объективна. Это совпадает с тем, что мы обычно имеем виду под истиной: знание о том, что есть, соответствие мышления объективной реальности. Некоторые философы (как Рационалисты) думали, что мы можем достичь этой цели только через рассудок. РанниеЭмпиристы (как Локк) думали, что мы можем достичь её с помощью чувств. Позднейшие, скептические Эмпиристы думали, что мы в принципе не можем её достичь. Кант отрицал допущение, общее для всех соревнующихся философий, он отвергал то, что мы вообще должны достигать её, что истина означает соответствие объективной реальности. До сих пор предполагалось, что все наше знание должно соответствовать объектамно мы добьемся большего, если предположим обратное, что объекты мысли должны соответствовать нашему знанию.